– Такъ ступай! – сказала она поспшно отходя въ сторону. – Подобныхъ взоровъ я не желаю выносить. Иди, куда знаешь, я не буду удерживать тебя.

При этомъ она разразилась громкимъ хохотомъ.

– Вотъ вамъ и хваленый мужской характеръ! Были минуты, когда я чуть не на колняхъ просила отдать мн свободу, но тогда ты старался еще крпче заковать меня въ ненавистныя цпи. Такъ я совтую теб брать примръ съ меня, для которой въ подобныхъ случаяхъ единственнымъ руководствомъ служитъ гордость.

– Да, именно гордость и заставила меня тогда оставаться непреклоннымъ, но совершенно другая гордость, чмъ смсь упрямства и злости, которую ты называешь этимъ именемъ, – замтилъ Брукъ спокойно, хотя лицо его покрылось ужасною блдностью.

– Я откровенно сознаюсь въ своемъ тяжеломъ заблужденіи; тебя я не обвиняю, я самъ виноватъ, что слишкомъ понадялся на свою собственную силу и твердую волю. Я не хотлъ возвратить теб твоего слова, потому что считалъ его ненарушимымъ и смотрлъ на наше обрученіе какъ на бракъ: во мн говорилъ остатокъ студенческой чести. Въ тотъ вечеръ я сказалъ теб, что не хочу присоединиться къ числу тхъ мужчинъ, которыхъ ты, разъ одаривъ своимъ вниманіемъ, прогоняла потомъ съ тріумфомъ. Теперь я стою выше этого воззрнія, потому что вижу, что въ такихъ случаяхъ компрометтируетъ себя женщина, а не мужчина.

Молодая женщина злобно взглянула на своего противника и, повернувшись къ нему спиною, начала нервно барабанить пальцемъ по столу.

– Я никогда не скрывала отъ тебя, что у меня было много жениховъ до того дня, какъ ты за меня посватался, – сказала она, какъ бы самой себ и не повертывая головы.

– Этого никто не скрывалъ отъ меня, – отвтилъ онъ. – Но не должно забывать, что ты была предметомъ всей моей юности, моимъ дорогимъ идеаломъ, о которомъ я постоянно мечталъ. Въ университет и въ послднемъ поход меня часто подстрекала мысль, что гордое сердце красавицы, окруженное толпою поклонниковъ, еще никому не отдано и глубоко осчастливитъ того, кто однажды имъ завладетъ.

– Не вздумаешь-ли ты утверждать, что я любила кого-нибудь изъ толпы моихъ поклонниковъ? – поспшила замтить Флора.

– Любила? нтъ, ты никого не любила, не исключая даже и меня, – воскликнулъ онъ съ жаромъ.

– Ты можешь любить только свою красоту, высокое общественное положеніе, всми восхваляемый умъ и будущую славу знаменитой Флоры Мангольдъ.

– Скажите, пожалуйста, теперь ты легко находишь вс эти льстивые эпитеты, а когда былъ нжнымъ женихомъ, тогда не находилъ для меня ни одного ласковаго слова.

Брукъ покраснлъ, какъ молодая двушка. Давно уже онъ не цловалъ эти чудныя уста, а между тмъ ему казалось, что длая это, онъ гршилъ противъ другой, которая впервые осуществляла его идеалъ женщины. Стараясь всми силами скрыть свое лицо отъ инквизиторскихъ глазъ, устремленныхъ на него, онъ выглянулъ въ садъ.

Флора во время напомнила ему прекрасныя минуты прошедшаго и тмъ выиграла игру.

– Неужели, Лео, ты пришелъ сюда только для того, что-бы такъ жестоко обвинять меня? – спросила она, быстро подходя къ нему и положивъ ему руку на плечо.

– Но ты забываешь, что сама посылала за мной, Флора, – отвтилъ онъ серьезно. – Я бы не могъ придти теперь по собственному желанію, такъ какъ у меня наверху дв больныя. Болзнь Генріэтты сильно безпокоитъ меня, ей теперь гораздо хуже и я не оставилъ-бы ее, если-бы ты не вызвала меня къ себ. Кром того, я и не думаю въ эти несчастные дни, полные страха и безпокойства, привести въ исполненіе высказанное тобою ршеніе.

– Ршеніе? Потому что я съ ребяческимъ упрямствомъ просила тебя ухать? Можно-ли придавать столько важности двичьему капризу?

И эти слова говорила Флора, которая прежде всегда отвергала въ себ всякія ребяческія вспышки! Боже мой, какая измнчивая натура! Съ такой женщиной трудно было тягаться.

Кровь бросилась въ лицо доктора, онъ нсколько разъ прошелся по комнат и нсколько секундъ не зналъ, что сказать.

– Опять таки повторю теб, что ни въ чемъ не обвиняю тебя, – сказалъ онъ нетерпливо. – Я самъ захотлъ теб во всемъ признаться и невольно увлекся.

– Что-же, разв теб измнила твоя твердая воля, о которой ты не давно говорилъ?

– Нтъ не измнила, но подчинилась лучшему убжденію. Я уже говорилъ теб, Флора, что сопротивлялся нашему разрыву, потому что того не позволяло мн самолюбіе. Я давно зналъ, что въ твоемъ сердц нтъ ни одной искры любви ко мн, а съ моей стороны было только восторженное поклоненіе красот, но не теплое, искреннее безграничное чувство. – Мы оба ошиблись. Хотя я часто ужасался моей будущности, зная, что природа надлила меня любящимъ сердцемъ, чувствуя, что я не могу прожить безъ ласки и любви, которыя только думалъ найти у своего семейнаго очага, но я все таки подчинился судьб, надялся на супружеское счастіе; а ты тмъ скоре помирилась съ мнимою соперницею, моею постоянною практикою, и охотно согласилась на мои частыя отлучки, такъ какъ это не требовало отъ тебя никакихъ жертвъ.