Марлитт Евгения
Шрифт:
– Вздоръ! – сказалъ Антонъ, у котораго зубы стучали отъ испуга. – Старый порохъ давно уже не въ состояніи произвести взрыва, а тоненькій слой, насыпанный бариномъ для виду, не можетъ сдвинуть такаго массивнаго строенія.
Не смотря на то, Антонъ бгомъ бросился бжать по размытому лугу, направляясь къ башн, вспомнивъ, что его баринъ долженъ былъ находиться на мст пожара. За нимъ хлынула и вся толпа народа, между тмъ какъ на ближайшей колокольн начался сигнальный трезвонъ.
Боже мой, какое разрушеніе! Въ одну секунду превратился въ пепелъ и груду камней тотъ земной рай, надъ которымъ такъ долго трудился богатый владлецъ. Громадные куски мрамора, съ страшною силою подброшенные на воздухъ, падали потомъ на землю и глубоко вонзались въ мягкую, травянистую почву; вс деревья, попадавшіяся имъ на дорог, покорно гнулись и ломались, какъ тростникъ, а красивый пальмовый домикъ съ стеклянными простнками стоялъ уже безъ крыши и ярко сверкалъ зубчатыми осколками. Настоящій каменный градъ, какъ бы нарочно направленный чьей то мстительной рукою, окончательно разрушилъ это „стекляное чудо“.
Да, страшное зрлище, при вид котораго волосы поднимаются дыбомъ и дыханіе замираетъ отъ страха.
Верхняя часть башни съ зубчатымъ внцомъ раскрошилась и разлетлась по разнымъ сторонамъ, но за то нижняя часть стны уцлла отъ страшнаго взрыва и гигантской сил удалось только оторвать небольшую часть отъ крпкой башни; изъ жерла ея высоко поднимались блдно желтые огненные языки, усердно лизавшіе каждую балку, каждый камень на внутреннихъ стнахъ.
– Мой бдный баринъ! – кричалъ Антонъ, въ отчаяніи протягивая руки надъ рвомъ, и съ ужасомъ посматривая, какъ журчавшія волны далеко разливались по парку и потомъ снова возвращались въ свое низкое ложе, унося съ собой зеленыя втки, куски дерна и окрававленные трупы голубей и сорокъ.
Хорошенькій мостокъ безслдно исчезъ, на высокомъ, живописномъ холм образовались глубокія трещины, а старые оршники, украшавшіе всю мстность лежали теперь съ вырванными корнями.
Какую пользу могли принести стекавшіяся сюда новыя массы народа? Какой толкъ въ томъ, что привезли пожарныя трубы? О спасеніи башни не могло быть и рчи. Да кто-же ршится броситься въ огонь, что-бы спасать дорогую мебель, старинные, серебреные кубки, рдкія художественныя произведенія и бархатные ковры? Объ этомъ, конечно, никто и не думалъ.
Правда, что въ толп шептались довольно громко, но то были разговоры о накопленныхъ сокровищахъ, о золот, о серебр, о цнныхъ бумагахъ, хранившихся подъ семью замками въ желзныхъ шкафахъ. Куда все это длось? Лопнули-ли толстыя, желзныя стны, отдавъ огню на истребленіе вс свои несмтныя сокровища, или, на зло свирпому пламени, свалились въ подвалъ цлыми и невредимыми?
А что сталось съ богачемъ, который, по словамъ Антона, часъ тому назадъ отправился въ погребъ, что-бы выбрать лучшія вина къ предстоящему ужину?
Вс съ замираніемъ сердца смотрли въ огненную бездну, между тмъ какъ растерянный слуга бгалъ вокругъ рва и громко повторялъ имя своего господина.
Какое непростительное легкомысліе хранить порохъ въ подвал, куда часто входили съ огнемъ.
– Взрывъ не могъ произойти отъ жалкихъ остатковъ тридцатилтняго пороха; для этого нуженъ совершенно другой горючій матеріалъ, – сказалъ молодой инженеръ, толпившійся между гостями.
– Но какимъ образомъ онъ могъ попасть въ подвалъ? – замтилъ Антонъ, робко взглянувъ на говорившаго.
Молодой офицеръ молча и многозначительно пожалъ плечами и, не сказавъ ни слова отошелъ въ сторону, такъ какъ иначе рисковалъ попасть подъ холодную струю воды: – пожарныя трубы начали свое дйствіе.
Между тмъ на городской башн неумолкаемо звонилъ колоколъ; пожарная команда притащила изъ виллы множество досокъ, что-бы сдлать импровизованный мостъ черезъ ровъ; шумъ и бготня увеличивались съ каждою минутою. Вдругъ послышался раздирающій крикъ, вс бросились впередъ и увидли невдалек отъ руины трупъ мельника Франца; тяжелый камень упалъ прямо на него и раздавилъ ему грудь. Бдная мельничиха съ воплемъ бросилась на трупъ своего мужа и эта печальная картина вырвала не одинъ вздохъ со стороны близь стоявшей толпы.
– Морицъ! они врно нашли его! – со страхомъ сказала президентша, сидвшая на скамь близь дома. Она нсколько разъ длала усиліе, стараясь подняться, но старость давала себя чувствовать и дряхлыя ноги отказывались ей доле служить.
– Это его несутъ? Онъ умеръ? – бормотала она; и обыкновенно такъ важно и гордо смотрящіе глаза, устремлялись теперь въ дикомъ страх по направленію къ развалин, при чемъ пальцы ея крпко обхватили руку Флоры, смирно стоявшей возл нея.
Красавица невста одна изо всхъ не потеряла присутствія духа. Какой контрастъ! Тамъ, надъ башней густой дымъ заволакивалъ небо, окрашивая его въ грязно-срый цвтъ, здсь, передъ окнами дома медленно стекала вода, образуя маленькіе ручейки въ глубокихъ колеяхъ, пробитыхъ тяжелыми колесами пожарныхъ трубъ, мимо балкона, съ перевернутыми вверхъ дномъ померанцовыми деревьями, гудлъ безумный крикъ и шумный говоръ все еще прибывающихъ городскихъ жителей; а посреди этого хаоса, этого опустошенія – блоснжная невста, съ букетикомъ изъ блыхъ маргаритокъ на груди и съ такимъ-же внкомъ въ свтло русыхъ распущенныхъ локонахъ.
– Хоть бы ты на минутку выпустила мою руку, бабушка! – сказала Флора съ нетерпніемъ, – тогда я могла бы доказать теб, что ты видишь призраки. Почему предполагать, что съ Морицомъ случилось несчастіе? Я уврена, что онъ стоитъ цлъ и невредимъ среди толпы, а перепуганная прислуга, окончательно потерявъ разсудокъ, бгаетъ и кричитъ во все горло вмсто того, что-бы поискать своего господина.
Сказавъ это, она обвела взорами промокшую поляну и, мелькомъ взглянувъ на свою ножку въ блой атласной туфл, выдвинувшуюся изъ подъ легкаго платья, сказала съ презрительной улыбкою: