Надъ вершинами красивыхъ деревьевъ парка дулъ свжій, утренній втерокъ и робко проникая въ комнату черезъ широко растворенное окно спальни, окружалъ дремлющую больную легкимъ араматомъ резеды и левкоя. Красноватые листья дикаго винограда, обильно вьющагося вокругъ оконной рамы съ наружной стороны, слегка колебались и чуть-чуть дрожали подъ его мягкими порывами, а иногда даже боязливо влетали въ комнату и тихо, тихо опускались на блое одяло или мягкую подушку больной. Казалось, будто этотъ легкій зефиръ мимоходомъ срывалъ трехлиственную зелень, чтобы разсыпать ее по распущеннымъ русымъ волосамъ и блднымъ, исхудалымъ рукамъ спящей больной.

Очнувшись, бдная Генріэтта просила сорвать ей побольше этихъ листьевъ, которые вмст съ нею собирались проститься съ минувшимъ лтомъ, и проститься на-долго, на-всегда…

Кети сидла у постели больной и оберегала спокойствіе дорогой сестры; она быстрымъ движеніемъ руки прогнала влетвшую въ окно птичку; смлое щебетанье этого маленькаго созданія раздавалось слишкомъ громко посреди тяжелаго безмолвія, въ которомъ ясно слышался каждый слабый вздохъ, вылетавшій изъ впалой груди молодой страдалицы. Докторъ Брукъ долженъ былъ покинуть свою паціентку не больше, какъ на полчаса, такъ какъ герцогъ настоятельно требовалъ, что бы молодой врачъ, вылчившій его въ такое короткое время, былъ его ежедневнымъ совтчикомъ. По этому Брукъ поторопился уйти, желая воспользоваться удобной минутой, когда больная спала и, слдовательно, не замчала его отсутствія.

За драпировкою, у кругленькаго столика сидла горничная съ шитьемъ, чтобы на всякій случай быть подъ рукою, и изрдка посматривала на молча сидвшую въ кресл молодую барышню.

Глядя на это серьезное и грустное лицо, дышавшее спокойствіемъ, она никакъ не могла постичь, какъ могъ человкъ, только-что лишившійся такого громаднаго состоянія, смирно сидть возл постели больной, а не бсноваться отъ отчаянія. Такъ молода, а между тмъ такъ положительна и разсудительна, такъ холодна къ свту и его наслажденіямъ! – думала молодая горничная.

Нтъ, наша старшая барышня гораздо умне: та заботливо убираетъ все свое приданое, за каждымъ носовымъ платкомъ гоняетъ горничную вверхъ и внизъ по лстниц, не желая терять самой ничтожной бездлицы. За то она и самая богатая въ дом; пріятно посмотрть на громадные ящики и сундуки, посылаемые ею въ городскую квартиру; а кром того она одна избжитъ всхъ ужасовъ и непріятностей, которые не сегодня, такъ завтра разразятся надъ обитателями виллы. Право, даже обидно подумать, какъ счастье всюду преслдуетъ эту двушку, все ей удается, все ей улыбается въ жизни, длаетъ она все, что хочетъ, не заботясь ни о комъ и ни о чемъ. Даже и теперь раздраженная красавица такъ своевольно шумла и стучала въ той комнат, гд разложено было приданое, что больная неоднократно вздрагивала во сн.

Кети съ ужасомъ вскочила и подошла къ полупроснувшейся Генріэтт.

Спальня больной отдлялась отъ той комнаты, гд возилась Флора, кабинетомъ младшей сестры, и потому прекрасная невста, гремя своими тяжелыми сундуками, вроятно, не думала, что ея шумливыя движенія доносятся до больной; иначе она по всей вроятности была бы осторожне. Потому Кети тихонько вышла изъ спальни и, притворивъ за собою дверь, прошла въ ту комнату, гд шумли.

Флора слегка вскрикнула, когда на порог показалась высокая фигура младшей сестры и тихимъ, кроткимъ голосомъ просила поберечь сонъ больной сестры.

Красавица съ гордымъ, неприступнымъ видомъ стояла возл вшалки на которой висло внчальное платье и держала въ рукахъ брачный, тюлевый вуаль, видимо намреваясь его сложить.

– Мн очень жаль, что я испугала Генріэтту, но я ни какъ не ожидала, что-бы легкій шумъ, производимый передвиганіемъ пустыхъ сундуковъ могъ достигать той комнаты. Мы постараемся быть осторожне, – сказала Флора холодно, видимо сдерживая досаду. – Ты такъ тихо крадешься, что право можно принять тебя за привидніе. Да, нечего сказать, не мало несчастія ты внесла въ нашъ домъ.

Затмъ она рзкимъ движеніемъ выслала горничную и замтивъ, что Кети намревается тоже выйти изъ комнаты, громко воскликнула.

– Подожди! – Если въ теб осталось хоть не много чести, то останься и отвчай мн на мои вопросы.

Кети спокойно посмотрла на сестру и сдлала нсколько шаговъ въ глубь комнаты.

– Я готова слушать тебя, – сказала она строго и серьезно взглянувъ Флор въ глаза, – только прошу тебя не говорить слишкомъ громко, что-бы насъ не услыхала Генріэтта.

Флора не отвчала, она схватила младшую сестру за руку и притянула ее къ окну.

– Поди сюда! Я хочу посмотрть на тебя, нтъ-ли въ теб какихъ нибудь перемнъ посл того, какъ ты объяснилась въ любви.

Молодая двушка невольно отшатнулась, и щеки ея покрылись густою краскою оскорбленной стыдливости.

– Я удивляюсь, какъ теб не стыдно говорить со мною такимъ тономъ, – возразила Кети.

– Вотъ, подумаешь, какая святая невинность! А я скажу теб, какъ младшей сестр, теб не слдовало поднимать глазъ на человка, съ которымъ я была обручена.

Кети стояла какъ пораженная громомъ. Кто могъ проникнуть въ глубину ея сердца и узнать тайну, которую она такъ старательно скрывала? Она чувствовала, что лицо ея покрывается смертельною блдностью, что въ эту минуту она походила на преступницу, пойманную врасплохъ, но не смотря на то она продолжала упорно молчать.