лишь наполовину находился в траншее; его спасло то, что высота подъема трубопровода в

этом месте была меньше, чем у предыдущих машин, то, что опустившийся на дно комбайн

удержал трубопровод на некоторой высоте от дна, а кроме того, обвалилась бровка

траншеи, она в этом месте была менее прочной, разрыхлённая взрывами,

предшествующими копке. Своей стрелой десятиметровой длины, вплотную прижатой к

порталу, на котором она крепилась, машина опиралась на раму изоляционного комбайна,

удерживающего её от окончательного падения.

Перебравшись по гусенице трактора на раму комбайна, а затем на противоположную

сторону, Виктор по скользящим и стучащим друг о друга осколкам грунта отвала, похожим

на ледышки и почти таким же лёгким, так как болотистая и торфяная почва тундры была

насквозь пропитана водой, взобрался на самую его вершину и огляделся. Картина была

удручающей: плеть трубопровода, придавленная искорёженными машинами на расстоянии

почти ста метров, далее спускалась в низину по дну траншеи и выходила из неё на бровку

только перед подъёмом из низины. Следом за ним перебрался на отвал главный инженер

управления. Достав из-под полушубка фотоаппарат и сделав несколько снимков этой

катастрофы, он снова спрятал его и сказал:

— Вот так всё и получилось. Они приехали утром, отцепили два трубоукладчика, и

Кудеяров с двумя рабочими начали подвигать плеть ближе к траншее.

Виктор уже знал кое-что о происшедшем, а сейчас в полной мере мог представить, как

всё произошло. Кудеяров когда-то работал в его бригаде, а последнее время сам был

бригадиром в той же колонне. Он, видный мужик, спокойный, рассудительный, острый на

язык, был толковым организатором, его слушались и уважали рабочие. Особенностью же

их работы было то, что плеть трубопровода, сваренная ранее, находилась на некотором

расстоянии от вырытой траншеи, что объяснялось спецификой землеройных и сварочных

работ, а перед изоляцией её нужно было подвинуть ближе к траншее, причем чем ближе —

тем лучше. Вот и сейчас из рассказа главного следовало, что бригадир взял два

трубоукладчика и бульдозер начал двигать впереди лежащую плеть трубопровода.

Происходило это так: когда трубоукладчики поднимали её, а затем, меняя наклон стрелы,

старались переместить её ближе к траншее, бульдозер помогал им, толкая трубопровод,

предварительно захватив отвалом побольше снега, чтобы не повредить трубу. Машинисты

оставшихся в колонне трубоукладчиков, то ли проверяя машины, то ли просто потому, что в

кабинах было уютнее, чем в вагончике, зацепленном за последний трубоукладчик, где

находились изоляционные материалы и где было достаточно тепло, остались в кабинах, и

ошибка бригадира, позволившего это, обошлась им дорого. При очередной переброске

240

плети машинист тяжёлого бульдозера, своенравный и упрямый, переусердствовав, толкнул

плеть больше, чем нужно, и она, тяжёлая, многотонная, сорвавшись, пошла «винтом» в

траншею до самой колонны. Всё произошло в какие-то секунды, и спастись находящимся в

кабинах машинистам не удалось, за исключением тех, кто забрасывал плеть. Их только

слегка тряхнуло. Повезло и помощнику машиниста изоляционного комбайна,

находившемуся на подножке машины и получившему только ссадины и сотрясение мозга.

— Вот такие вот дела, Виктор Иванович, — закончил рассказ главный инженер.

— Да, — задумчиво проговорил Виктор. — Явная вина бригадира и бульдозериста,

хотя последнего и больше. Однако помните, Николай Иванович, я вам говорил прошлый

раз, когда колонна завалилась в траншею, что технология изоляции неверная? Нельзя было

совмещать очистную и изоляционную машины. Очистная очень тяжела, а кроме того,

движется неравномерно, и это вредит качеству изоляции. Надо вернуться к старой схеме:

там трубопровод на вису более управляем, и лёгкая изоляционная машина движется ровно.

Качество изоляции гораздо лучше.

— Я уже не помню, сохранились ли где старые изоляционные машины. Но это мы

выясним, и если они ещё есть, то доставим.