продуктов, сделанные им заранее.

— В городе стали частыми случаи людоедства, — передохнув, продолжал Иаир. —

Семь дней Мариамма не отходила от постели Андрея. Когда же он умер, так и не

приходя в сознание, она сошла с ума. Мариамма металась по дому, нигде не находя

мужа, потом исчезла; лишь на третий день её нашли в городе оборванной и

полураздетой.

Больной замолчал, тяжело дыша, сикарий полотенцем промокнул пот на его лбу,

потом положил руку на плечо фарисея.

— Я не боюсь смерти, Марк, ты же знаешь.

Он снова помолчал.

— Иоанн погиб месяцем раньше при таких же обстоятельствах. Тогда атака иудеев

была успешной, им удалось поджечь сооружения римлян и стенобитные машины. Кто-

то видел, как при схватке около горевшего тарана Иоанна ударило бревном,

свалившимся с горевшего строения. Больше он уже не вставал. Но на следующий день

нам сообщили, что видели его распятым на кресте перед городской стеной. Александр

и Андрей пытались спасти его, делая вылазку за ворота города, но всё было тщетно.

Говорят, что он был жив ещё трое суток.

Пётр, вошедший ранее, сдавленно икнул, словно поперхнувшись, и вышел из

комнаты.

— То, что происходит в Иерусалиме, — это преисподняя, Марк. Ад, настоящий ад.

Фарисей закрыл глаза, утомлённый долгим рассказом, и было видно, как тяжело он

ему достался. Марк, легонько пожав больному руку, вместе с остальными вышел из

комнаты.

Отъезд пришлось отложить. Осунувшаяся и постаревшая Антония, занятая днём

домашними заботами, плакала ночами, отдаваясь своему горю. Марк, понимая, что все

его утешения только раздражают её, старался быть с нею как можно ласковее. Внуки,

дети Андрея, постепенно ожили, окружённые двоюродными братьями и сёстрами; они

уже весело резвились вместе с ними, охотно общались с дедом, пытались привлечь

внимание матери, бесцельно бродившей по дому. Марк, старавшийся не попадаться ей

на глаза, отворачивался при её приближении, чтобы не спровоцировать истерику,

случившуюся по приезде, предупредив и внука Андрея избегать встречи с ней,

поскольку он был очень похож на дядю. Бродя в одиночестве по саду, она о чём-то

говорила с собой, и однажды Марк услышал её негромкое пение.

— На ложе моём ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не

нашла его. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того,

которого любит душа моя; искала я его и не нашла его. Встретили меня стражи,

обходящие город, избили меня; изранили меня; сняли с меня покрывало стерегущие

стены. Заклинаю вас, дщери Иерусалимские: если вы встретите возлюбленного моего,

скажите, что я изнемогаю от любви! Возлюбленный мой бел и румян, лучше десяти

тысяч других: голова его — чистое золото; кудри его волнистые; глаза его — как

голуби при потоках вод, купающиеся в молоке; щёки его — цветник ароматный, гряды

благовонных растений; губы его — лилии, источают текущую мирру.

Иаиру, несмотря на усиленное лечение и заботы о нём, становилось всё хуже и

хуже. Изредка открывая глаза, он уже не узнавал ни внуков, подбегающих к его

постели, ни Марка, ни ухаживающих за ним слуг, и вскоре он умер.

Казалось, горе прочно поселилось в доме Марка: только кончились заботы с

погребением свата, как оказавшаяся без присмотра Мариамма ушла из дома и в

127

окрестностях города упала в пропасть. Многие приписывали её смерть несчастному

случаю, но Марк знавший о редких просветлениях её рассудка, был уверен в

самоубийстве снохи, причём Антония подозревала, что она была беременна.

С её похоронами совпало возвращение в Пеллу Михаила и Никанора с известием о

падении Иерусалима и о ранении Александра, которого, по их сведениям, подземными

ходами вынесли из города и отвезли на юг: то ли в Махерон, то ли в Мосаду. Это

известие только усилило горе родных Марка, а Антония уже в категорической форме

потребовала переезда семьи в Херсонес, не имея больше на- деяеды увидеть