родственники Иисуса, которого все её члены называют Мессией, Спасителем или

Христом, почему его последователей и называют христианами. Марк знал про

двоюродного брата Иисуса — Иакова, приговорённого младшим Анной, казнённым

недавно зилотами, к побитию камнями, что вызвало тогда большое недовольство в

Иерусалиме; но больше никто из этого семейства ему не был известен. Выслушав

Елену, отец, не убеждая её покинуть общину, потребовал ограничить присутствие

посторонних в доме и полностью исключить их влияние на детей; и хотя ему было

неизвестно, как восприняла это требование дочь, но с тех пор чужих в доме он видел

только в её компании.

Выздоровление наступало медленно. Лето уже перевалило за свою середину, когда

Марк, всё ещё очень слабый, начал подниматься с постели, радуясь каждому

удавшемуся движению, замечая, как исчезают постепенно нездоровые пятна на теле от

10 8

длительного лежания. Теперь можно было надеяться на окончание болезни и

неокрепшими руками каждый день брать оружие, пытаясь упражняться. Из

Иерусалима приходили тяжёлые известия, а вскоре прибыл Иоанн сын Сидонянина с

поклажей и слугами с новостями из Афин.

— У тебя родился сын, Марк! — сказал он, как только они остались вдвоём.

Передав ему письмо, управляющий рассказал, как он довёз Софию с дочерью до

дома отца, как их встретил счастливый дед, донельзя обрадованный приездом дочери и

внучки, благодарный Иоанну за доставленную радость.

Марк читал письма Софии, где она писала, что у них родился сын, что он похож на

него, что она назвала его Марком, что дед обожает внучат, что у них всё хорошо, не

считая того, что она очень скучает по Марку, любит его и надеется, что он останется

жив, приедет к ней и детям, заклиная его ими и умоляя беречь себя.

Из рассказа управляющего следовало, что отец

Софии примерно одного возраста с Марком, а

Иоанн очень подружился с ним, став

практически его партнёром в торговых делах.

Выслушав всё это, сикарий спросил, что слышно

об Иерусалиме.

10 8

— Голод, Марк! Страшный голод, — рассказывал управляющий. — Люди

пытаются найти пропитание за стенами города и попадают в руки осаждающих,

пойманных пытают и каждый день сотнями распинают на крестах под стенами. Но всё

же тем, кто побогаче, удаётся вырваться из города даже семьями, и я встречал

некоторых оттуда; но их мало, я думаю.

— Да... — угрюмо отвечал собеседник. — Это конец. То же самое я видел в Гамале.

— Но там же дети, Марк! Там Мариамма с внучатами. Я пытался в Тире узнать

что-нибудь о фарисее Иаире, но никто не знает ничего существенного.

— Нам надо только надеяться, что Иаир постарается спасти дочь и внуков. О

сыновьях и Иоанне надежду надо оставить: они воины и останутся там до конца.

— Я не могу понять, Марк, зачем ты ввязался в эту войну, втянул в неё сыновей?

Ведь здесь тихо, спокойно. В Ски- фополе хотя и римляне, но дела на плантациях под

твоим контролем.

— Ну, скажем, не под моим, — усмехнулся Марк.

— Неважно, — продолжал Иоанн. — Времена погромов можно было переждать где

угодно: в Тире ли, в Дамаске ли... Работники и без твоего участия восстановили

хозяйство в Скифополе. А какой оно приносит доход! Прости меня, Марк, но ты все

эти деньги тратишь на ненужную твоей семье войну.

— Оставим этот разговор, Иоанн. То же самое мне каждый день твердит Антония.

Расскажи-ка лучше, как твои дела, какие новости за морем?

— Ну, мои дела — это твои дела. Правда, скорее, дела Антонии, но всё хорошо,

Марк. Торговля с колониями, особенно на берегах понта Евксинского, процветает. К

сожалению, несколько досаждают пираты, но мы учимся обороняться, и у тебя

прибавилось несколько судов. В последнее время хуже стали идти дела с Римом из-за

беспорядков, там происходящих, но доходят слухи, что Веспасиан уже утихомирил

столицу.

— Значит, Веспасиан в Риме? — задумчиво произнёс Марк.

— Да, армия его поддерживает, поддерживают и простолюдины: он привёз им хлеб

из Египта.

— А что противники?

— Их уже нет в живых.

Собеседник молчал, думая о том, что если положение Веспасиана прочное, то