Варвара. Нет, родная, не ты...

Параска (вздыхая). Мамочка, кому помешали мои родные? Ведь папа родину защищал! Он сражался на заставе честно, не позволял никому границу перейти. Мне дядя Иван рассказывал: если бы не приказ командования отходить в тыл, папа остался бы на заставе, в блиндаже. Их несли сюда послед­ние бойцы. Если бы они попали в Яснычи, здесь бы им сделали перевязки, потом отвезли бы на подводах в госпиталь. Они могли бы уцелеть. Правда? Но... Мамочка, ты же знаешь больше меня. Скажи, кто подослал на нас полицаев, кто? Клянусь тебе, я ни­кому не скажу. Ведь уже никакая сила не воскресит ни папу, ни маму. Я хочу лишь знать, могу ли я со спокойным сердцем смотреть ему в глаза?..

Варвара. Кому?

Параска (после паузы). Тому, кто принес меня сюда из леса.

Варвара (оттолкнув ее). Ты про Семена?

Параска (после паузы, не поднимая головы, говорит сквозь слезы). Я не могу, мама, не верить Луке. (Обняв Варвару, прижимается к ней.)

Варвара. Но ведь он... мне этого не говорил.

Параска. Мне он тоже не сказал бы этого, если бы... Семен не возвратился в село.

Варвара. Почему же он думает, что это сделал Негрич?

Параска. За полночь, когда Лука выводил нас из окруже­ния, на опушке повстречался какой-то человек. Лука узнал в нем Семена. Негрич возвращался с косовицы. Он один видел нас тогда на пути с заставы к Яснычам.

Варвара. Так! И Лука до сих пор молчал об этом?

Параска. Я же тебе, мама, сказала...

Варвара. Ты мне очень мало сказала, Параска. Будем надеяться; что больше скажет нам время...

и сам Лука...

Параска. Мама...

Варвара. Возьми себе обед и иди в мою комнату.

Лука. Что это значит?

Варвара. Это значит, что я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз.

Лука. Она... сказала тебе?

Варвара. Да, она... выручила тебя.

Лука. Ведь ты все равно бы не поверила мне.

Варвара. Почему?

Лука. Потому что не захотела бы поверить! За те долгие годы, когда меня здесь не было, ты научилась смотреть на мир глазами Негричей.

Варвара. Опять... ревность?

Лука. Нет. Что-то большее: ненависть. (Подходит к Вар­варе и берет ее за руку.) Не тебя я, конечно, имел в виду, а то, что густым лесом выросло между нами за последние годы, вы­росло непроходимой чащей, сквозь которую мне мерещится скорбная тень былой Варвары.

Варвара. Но эта же «тень» вышла тебе, Лука, навстречу с добрым словом и открытым сердцем.

Лука. Это было вчера.

Варвара. Это будет и завтра, в том случае... (Пауза.)

Лука. Если я начну служить твоим новым богам, не так ли?

Варвара. Не богам, а людям, Лука.

Лука. Ах, людям! Можно знать, каким?

Варвара. Твоему отцу...

Лука. Негричам, которые жгли сено деда и в темную ночь запугивали его выстрелами в окно?

Варвара. И Негричам, и Урбановичам, и всем тем, кто испокон веков любил эту землю и кто сегодня имеет право ска­зать о ней «моя».

Лука. И ты...

Варвара (перебивая). И я! В годы моей юности, о кото­рых ты говоришь с таким умилением, я тоже блуждала в тумане, как Параска в ту страшную для нее ночь. Данило подал мне руку и повел за собой. Не прошло и полгода, как гестаповцы увели его, и он не вернулся. Когда Мыкола рассказал мне о том, как умер мой Данило за колючей проволокой Освенцима, когда он рассказал о миллионах таких же смертей, когда я, наконец, увидела своими собственными глазами, что творили здесь ук­раинские националисты, я поняла, что фашизм — это смерть!.. А я люблю жизнь... Я пойду с теми, кто победил эту смерть, кто людям дар овал жизнь и научил за нее бороться... А ты... Милый, боже, кто ты? (Припадает к плечу Луки.)

Лука. В моих жилах течет кровь Петричей. Непокорная, гордая и — неповторимая.

Варвара. Почему же в таком случае ты ехал сюда? Зачем возвратился на мое горе?

Лука (после паузы). Ради родной земли и ради тебя. Но земля уже, вижу, не та, потому, должно быть, что не моя она и не наша, да и ты теперь не та, хотя я люблю тебя даже и такой.

Варвара (с устремленным в пространство взглядом). Если бы кто сказал: «Умри, и тогда твой Лука станет таким, каким хочешь ты его любить», я бы положа руку на сердце от­ветила: «Хорошо, я согласна!»

И я верю, что ты будешь таким.

Лука. А если эта вера окажется слепой? Что тогда?

Варвара. Я не знаю, что будет тогда. Я знаю, что есть вещи, которые я не умею прощать никому и никогда: это ложь и предательство. (Пауза.) Пока ты бродил по Европе, Лука, гит­леровцы подготовили себе здесь людей, которых можно назвать лишь одним словом: предатели! Ведь это они, а не кто другой, на несчастьях и крови нашего народа строили собственное бла­гополучие. Это они помогали фашистским палачам срывать с людей одежду, чтобы потом торговать ею на Краковском базаре, во Львове. Одни из них сидят пока тихо и молятся по ночам американскому доллару. А другие вредят уже сейчас. Кто-то из них стрелял вчера в Мыколу. Но как бы они ни распинались перед нами, мы видим, очень хорошо видим на их руках когти фашист­ских предателей. И мне кажется, что каждый честный человек, которому дорога судьба его детей, должен смело рубить эти ког­ти! Рубить, а не прощать!