отчаянной мастурбации. Купил фаллоимитатор и подобно свихнувшейся

58

старой деве вгонял его в себя по ночам. Сосать резиновый член было

неинтересно и невкусно. Когда же он был во мне, я представлял, как все

мужчины этой квартиры по очереди меня пялят. Пожалуй, все кроме

Борщика – даже в фантазиях не хотелось конкурировать с его вечно

пьяной музой. Но другим я позволял делать со мной все, что угодно. Иной

раз я даже представлял, как сразу двое из них одновременно вводят в

меня члены – один лежа подо мной, а другой, навалившись сверху.

Наверное, в реальности это было бы нестерпимо больно.

Когда я кончал, я очень громко стонал, за дверью точно было слышно и в

определенных углах квартиры, куда доносилось эхо. Этот бесстыдный

громкий стон только больше меня возбуждал, ведь я хотел, чтобы его

слышали. Так животные зовут друг друга в период спариваний, и так я без

особой надежды звал любовника. Мне приходилось наслаждаться этими

быстрыми секундами оргазма и свободных стонов, потому что

незамедлительно после них являлось презрение. Не апатия, а глухое,

утомительное презрение. Я презирал себя за слабость.

И вот началась эпопея с кроватью. В квартире №44 постоянно

появлялись какие-то люди, знакомые постояльцев, знакомые этих

знакомых и так до бесконечности, ведь шесть лет назад это место

считалось очень модным в столице и добрую славу, хотя и незаслуженно,

сохранило до сих пор. Так называемых посадочных мест во время

вечеринок всегда не хватало, и вскоре соседи позарились на мою широкую

кровать. Там хватило бы места для второго человека, и мне благородно

предоставили право выбора. Воображаю, каким смертоносным сарказмом

я изошёл бы в ответ на подобную наглость в былые времена, то есть до

моего падения.

А теперь я мог воплотить некоторые из своих фантазий в реальность и

предполагал, что ребята, клянчившие место на моем ложе, заранее знали,

на что идут. При женственной внешности, реявшей словно знамя, и

болезненно-похотливом блеске в глазах можно было предположить, что

мое гостеприимство не имеет ни малейшего отношения к принципам

мужского братства.

Решив пресечь молящие взгляды Вани, я выбрал его в качестве первого

испытуемого. На самом деле в этом выборе не было ничего поспешного и

легкомысленного, я успел привыкнуть к этому несколько инфантильному

59

мужчине и оказывался очень близко от него, каждый раз, когда навещал

Крис. Это почти отсутствующее между нами расстояние на удобном ложе

моей подруги, естественное тепло, которое шло от Вани, но по которому я

уже успел истосковаться, а еще его запах, смущенный профиль, волосы на

груди, выбившиеся из расстегнутого ворота рубашки – все это как будто

гипнотизировало меня и неудержимо влекло. Может быть, сыграла свою

роль и зависть. Каждый раз, наблюдая, как Крис целует Ваню, гладит его, а

иногда и бесстыдно ласкает (в моем присутствии он не смущался), я

испытывал зависть, но не с примесью ревности, когда хочется отбить, а ту,

которую испытываешь, лишившись возможности доставлять кому-то

удовольствие. Я видел, что Ване приятно, и сам хотел быть причиной его

стонов и легкой дрожи – для этого совершенно не нужно быть

безраздельным хозяином.

Во время очередной вечеринки, которая к тому же совпала с

незначительной ссорой, возникшей между Ваней и Крис, я предложил ему

переночевать у меня. Потупив взор, он, естественно, согласился, а я

понял, что ненавязчивое совращение гетеросексуального мужчины

намного интереснее, чем секс без предварительных побед с любым геем.

Сдается мне, что секс с натуралами, у которых это первый опыт сближения

со своим полом, вообще занимательнее. Может быть, я обнаружил в нем

элемент какого-то унижения – что-то меня точно раззадоривало – это как

секс с девственниками, что ли. Обе стороны хотят одного и того же, но

одна чувствует себя слабее и любопытнее. И это так жестоко и между тем

трогательно удовлетворять подобное любопытство.