– Скумбрия, слякотно, свистит, спружинит и потом – сосны, сосны, - бухтел он себе под

нос без выражения. – Нельзя так. Это же всё связано. Кто хочет быть инвалидом? Почему

нам это навязывают? Скоро сороки строки икорный сук по щучьему врып…

Профессор снимал квартиру в доходном доме Лидваля на Каменоостровском проспекте.

Но больше не мог вносить за неё плату. Служба в Университете, былая слава, друзья и

ученики – все слизнулось прошлым. Теперь Федотов видел только царапов. Он уже с месяц

находился под их гипнозом. Пожилой человек, полноватый, с совершенно голым лицом и в

пенсне. Петр Георгиевич по инерции ещё следил за собой. Но как-то уже запылился.

Недавно он заметил, что по оболочке реальности пошли трещины. Буквально. И по краям

образовавшихся расщелин всё время скапливалось какое-то нематериальное вещество. Этот

процесс был назван профессором «словесьем царапов». Царапы наскакивали на него

отовсюду и были по-своему очаровательны. Они поддавались чтению.

– Убещур скум, - читал Федотов на стенах у себя в квартире. – Дро знойно пикто

щерится, ла га жырд г сирто сирто. Вы, как мне кажется, недобрые. Вы, говорите, пришли

оттуда? Выползли из расселин? Но где они? Говорите, везде? Прямо тут у меня? Не только:

на улицах, во дворцах, на небе, за корытами и в хлеве, и в садах, в садах мых насытили

парах. Но что вам надо? Ничего? Тогда зачем? Просто так. Такарак.

Пётр Георгиевич зачаровано рассматривал окружающее пространство своими

близорукими, немного косившими глазами. Он понял, что язык, сама человеческая речь

лишились своей стройности. Как бы заболели. Но не знал причин тому. Выпущенные на

свободу, некоторые царапы поселились прямо в людях. «Лото бото ых», - сказал на днях

Федотову старый знакомый. Они встретились на улице. Но, кроме этих трёх царапов, из

профессорского приятеля больше ничего не выползло. Федотов поспешил уйти, даже не

простившись. Он боялся заразиться. А знакомый ещё долго смотрел ему вслед, будто бы с

осуждением. Или с жалостью?

Царапы, видимо, набежали откуда-то из-за полотна реальности.

– Пётр Георгиевич! Пётр Георгиевич! Батюшки! – закричала 28 февраля племянница

Федотова Катя, врываясь к нему в спальню без стука. – Там какие-то революционеры чай

пьют! Они говорят, что теперь будут здесь жить! Они пахнут, пахнут!

Сейчас Катя была донельзя простоволоса и быстро-быстро крестилась – будто белок

взбивала. Несколько лет назад, когда она осталась круглой сиротой, профессор взял её к себе

экономкой. Глуповатая девка тридцати пяти лет.

38

– Да-да, - тихо проговорил Федотов из глубокого кресла, где он провёл, не раздеваясь,

всю ночь. – Да, Катюша. Как тебе заблагорассудится.

– Прогоните их, Пётр Георгиевич! – визжала женщина.

–

Пускай пахнут. Это сейчас не важно. Не мешай мне, пожалуйста. Я работаю сейчас.

–

Караул! – Катя выбежала из комнаты, ошарашено налетая на углы мебели. И через

пятнадцать минут почему-то затихла в глубине квартиры.

А профессор тем временем шептал:

– Речь. Челове. Ческая. Состо. Ит. Из. Слов. Поня. Тных. Перево. Димых. Ил. И. Подда.

Ющи. Хся. Р. Асш. Ифро. Вке. Всё. Что. Не. Подда. Ётся. Поним. Анию. От. Де. Льно. И. Ли.

В. Сочета. Нии. Явля. Ется. Слове. Сьем. Цар. Апов. Эт. О. Ка. К. Бы. Изнан. Ка. Яз. Ыка.

Про. Стран. Ст. Во. Безъ. Язычь. Я. За. Лун. Ная. Стр. Ана. Чу. Дов. Ищ.

Федотов жил на третьем этаже. Но с внешней стороны кто-то внимательно за ним

наблюдал. Вытянутая морда сливалась с ночной темнотой.

Различив однажды в воздухе Петербурга словесье царапов, Федотов долгое время не мог

думать ни о чём другом. Пока не узнал о «Русском инвалиде». Эти два события – появление

загадочных трещин и царствование в столице одной-единственной газеты – по-видимому,

были как-то связаны. В своих домыслах Федотов зашёл далеко. Это именно царапы

исподтиха тихо-тихо вдохновили типографских рабочих на забастовки и царапы же украдкой

руководили выпуском газеты «Русский инвалид». Очевидно. Профессор также не