специально для того, чтобы Яков подскочил на месте. Однако просчиталась. Яша

невозмутимо попросил уточнить. Итак, очередной бобер – третий по счету, а очутилась Анна

Васильевна на той тропе, потому что с рассветом ушла в лес собирать грибы, – она ни в чем

не виновата, богом клянется, – когда же возвращалась, мертвое животное по-прежнему было

там и выглядело совсем уж кошмарно. Если бы не дела на рынке, старушка несомненно

выклянчила бы у Яши обещание положить всему этому конец и оградить лично ее от

сильнейших эмоциональных переживаний, а так ей хватило времени лишь на то, чтобы

уговорить молодого участкового наведаться в леса около Пиенисуо, и дюжину раз

перекреститься.

Вспоротые бобры вызывали у местного населения вполне объяснимый суеверный страх и

будили раздражение в самом Якове. Два года назад он вернулся из Парижа в Москву.

Проклиная себя за случай с Виржини/Жюли и мсье Онишем, Яша вытребовал направление в

провинцию, подальше от столицы – как ему казалось, загладить вину он мог только особыми

испытаниями, так что никакие увещевания родителей и московских друзей на него не

подействовали, – но стыд стыдом, а о своем мученическом решении Яша пожалел уже очень

47

скоро, прослужив в окрестностях поселка Вяртсиля каких-то два месяца. Под его

ответственность перешли деревеньки Анонниеми, Пиенисуо и территория между ними, вся

же работа Якова ограничивалась частыми разборками с местными алкашами да охранением

покоя многочисленных бабок и финских туристов в летний сезон. В такой ситуации

регулярно вспарываемые кем-то бобры, скорее, унижали Яшу, нежели будили в нем

профессиональный следовательский азарт, и действительно – только мертвых бобров ему не

хватало для ощущения своего полного ничтожества. Вернуться же обратно в Москву не

позволяла обыкновенная гордыня.

–

Я неудачник, - напел Яков себе под нос, достигнув того места, где, по описанию Анны

Васильевны, должен был находиться бобёр.

Хлипкая гать, пересекавшая болото, наконец-то оборвалась. Снова зачастил лес. Убитое

животное лежало здесь же на опушке – мёртвая гора, хорошо заметная с тропинки, туловище

и голову, как и следовало ожидать, уже густо облепили мухи. Яша присел на корточки перед

бобром, помахал руками, и вспугнутые насекомые разлетелись, обнажив падаль. Несколько

мух, отскакивая, неприятно чиркнули его по лицу. Все, как и в первый раз. Неизвестный

вспорол брюхо и грудину грызуна, извлек все внутренности, включая половые органы, и

тщательно сцедил кровь. Должно быть, производилось это в другом месте, потому что на

вытоптанной вокруг земле Яша никаких следов не заметил – только грязно-белесые корки

свечного воска. Убийца тащил бобра ночью и, когда укладывал его на землю, зажег свечу?

Но зачем? Воск не успел сильно запылиться, – его накапали здесь совсем недавно, по-

видимому, тот же человек, что и зарезал животное. Впрочем, почему один человек? Их

могло быть и несколько.

Про себя Яша также отметил, что бобр лежал в самом центре нечетко выступающего круга,

вычерченного на земле палкой, либо каким-то предметом с острым концом. Не менее

странная деталь. К тому же умерщвленное животное не просто швырнули в этом лесу, но

аккуратно уложили на землю – развороченным брюхом к небу и так, чтобы его конечности и

хвост едва касались вычерченной окружности. Вряд ли это случайное совпадение. А что

особенно удивительно – преступника или преступников совершенно не заинтересовал

ценный мех зверя, похоже, им требовалось только одно – выложить труп на всеобщее

обозрение. Хотя лесной дорогой больше не пользовались, время от времени кто-нибудь

непременно пересекал болота, чтобы собрать в местном лесу грибы или ягоды.

–

Бобровый маньяк-убийца, - хмыкнув, подытожил участковый и тут же закашлялся от

вдарившего в нос гнилого запаха. До этого он инстинктивно старался задержать дыхание.

Яков встал в полный рост. Браконьерство исключается, ведь шкуру с животного не сняли.

Никакой бы охотник так не поступил и тем более это не спишешь на обыкновенное

хулиганство. Он рассеяно огляделся в поисках неизвестно чего. На обратном пути надо зайти