Правда, Боку удалось расчленить оборону 30-й армии Калининского фронта. Одновременно сильный удар в районе Волоколамска заставил «медленно, в полном порядке», используя глубоко эшелонированную оборону, отступить 16-ю армию.

Сталин передал ее Рокоссовскому еще накануне, когда 16 ноября обнаружился прорыв в месте дислокации 30-й армии. Приняв такое решение, он потребовал сосредоточить все силы на том, чтобы окружить прорвавшегося Гепнера. Командарм не смог выполнить эту задачу до конца, но упорно оборонявшаяся армия Рокоссовского 16—18 ноября все же не дала Гальдеру прорвать свой участок фронта. Это позволило Сталину сосредоточить резервы, перебросив в тыл свежие 1-ю ударную армию Кузнецова и 10-ю армию Голикова.

Конечно, отдавая приказы Жукову, Сталин не раскрывал до конца всех своих планов. Требуя решительных действий, он стремился измотать германские войска теми силами, которые были в распоряжении командующего фронтом. Сталин не спешил отдавать свои резервы. Наученный горьким опытом, он понимал, что они могут быть растрачены, не принеся переломного успеха.

И Сталин был прав. Предпринятые действия принесли результаты. Явившись на очередной доклад Гитлеру 19 ноября, Гальдер был вынужден доложить, что группа армий «Центр» приостановила наступление . Таким образом, сам начальник генерального штаба Вермахта, по существу, подтвердил правильность приказа Сталина, заставившего Жукова предпринять контрнаступление, сорвавшее планы немецких военачальников.

Однако позиция Гальдера не совпадала с мнением Гитлера. «Противник, – считал он, – не способен к крупному наступлению, хотя частично проявляет активность». Примечательно, что мнение руководителя Рейха практически совпало с позицией Жукова. Но обратим внимание на то, что и Сталин, и Гитлер действовали вразрез с предложениями своих полевых командиров. В этот же день посетивший линию фронта Бок нашел у себя на столе шифровку: Гитлер требовал, чтобы фельдмаршал не продолжал фронтальную атаку, а стремился окружить Москву.

С этого момента Московское сражение практически превратилось в непосредственное противоборство руководителей двух держав. Выполняя приказ Гитлера, Бок начал лично управлять сражением с передового командного пункта. Он дал указание форсировать наступление 3-й и 4-й танковых групп.

Струна сражения натянулась. И в этой ситуации командующий 16-армией К.К. Рокоссовский, на которого обрушилась 4-я танковая группа Гепнера, предложил отвести армию за Истринское водохранилище. Оценивая местность и обстановку, генерал-лейтенант понимал, что, вероятнее всего, противник нанесет удар южнее водной преграды.

«Само водохранилище, – пишет Рокоссовский, – река Истра и прилегающая местность представляли прекрасный рубеж, заняв который заблаговременно можно было… организовать прочную оборону, притом небольшими силами… Всесторонне продумав и тщательно обсудив со своими помощниками, я доложил командующему фронтом (Жукову. – К. Р. ) и попросил его разрешить отвести войска на истринский рубеж, не ожидая, пока противник силою отбросит туда обороняющихся и на их плечах форсирует реку и водохранилище».

Жуков, характерной чертой которого был авторитарный стиль командования, не только не дал согласия на предложенный маневр, но и устроил грубый «разнос» командующему армией. Вслед за ним, пишет Рокоссовский, позвонил Сталин. «Идя к аппарату я представлял под впечатлением разговора с Жуковым, какие же громы ожидают меня сейчас. Во всяком случае, я приготовился к худшему. Взял разговорную трубку и доложил о себе. В ответ я услышал спокойный, ровный голос Верховного главнокомандующего.

Он спросил, какая сейчас обстановка на истринском рубеже. Докладывая об этом, я сразу же пытался сказать о намеченных мерах противодействия. Но Сталин мягко остановил, сказав, что о моих мероприятиях говорить не надо. Тем подчеркивалось доверие командиру. В заключение разговора Сталин спросил, тяжело ли нам. Получив утвердительный ответ, он сказал, что понимает это: «Прошу продержаться некоторое время, мы вам поможем…»

Нужно ли добавлять, что такое внимание Верховного главнокомандующего означало очень многое для тех, кому оно уделялось. А теплый отеческий тон подбадривал, укреплял уверенность. Не говорю уже, что к утру прибыла в армию и обещанная помощь – полк «катюш», два противотанковых полка, четыре роты с противотанковыми ружьями и три батальона танков. Да еще Сталин прислал свыше 2 тыс. москвичей на пополнение».

Между тем, не согласившись с приказом Жукова и отстаивая свое предложение, Рокоссовский послал телеграмму Шапошникову. Это обращение через голову вышестоящего «начальника» не было жалобой на командующего фронтом и уж тем более попыткой подорвать его авторитет. Предложение генерал-лейтенанта было целесообразным, и, оценив обстановку, Генеральный штаб дал согласие на предлагаемый маневр. Однако, узнав об этом «обошедшем» его решении, Жуков был уязвлен. Он сразу направил письменный приказ, отменяющий распоряжения командующего армией, уже отданные подразделениям.

Рокоссовского глубоко задел этот эпизод. И дело состояло не в самом запрете 16-й армии отходить за Истринское водохранилище. Уже после войны, в беседе со слушателями Академии имени Фрунзе, маршал подчеркивал: «Жуков был не прав, а допущенная им в этот день при разговоре по телефону ВЧ грубость переходила всякие границы. Я заявил, что если он не изменит тона, то прерву разговор».

Впрочем, Жуков был не прав и по существу решения. Пытаясь перехватить инициативу, он действовал импульсивно. Он приказал нанести удар группой генерала Доватора, усиленной остатками 44-й кавалерийской дивизии, в тыл солнечногорской группировки немцев. Но неподготовленный удар успеха не принес. Вскоре подтвердились и своевременно высказанные Рокоссовским опасения: 16-й армии пришлось отступить с неудачной позиции. В результате «на плечах отступавших, немцы форсировали Истринское водохранилище. Амбициозность самолюбивого Жукова обернулась обострением обстановки.