Что это было – просчет «полководца»? Жест самодура? Или безумный поступок «отпраздновавшего» новое назначение, но еще не протрезвевшего человека?

Как бы то ни было, но немцы не замедлили воспользоваться ситуацией. Подрезав основание прорыва, они восстановили свою оборону на реке Угра. Почти не встречая сопротивления, 3 февраля 20-я немецкая танковая армия смогла соединиться с частями 4-й армии. Захлопнув капкан, противник захватил большое число боеприпасов – 5,3 млн патронов и 1200 авиабомб и значительное количество артиллерийских снарядов.

Теперь 33-я армия оказалась отрезанной не только от соседних войск, но и от снабжения боеприпасами. То была непростительная, преступная оплошность Жукова. Командующий направлением прекрасно это понимал. Но, как и в начале войны, он снова топил свою вину в крови других. Батальон, оборонявший фланги прорыва у деревни Захарово, он приказал «вернуть обратно, виновных в сдаче этого особо важного пункта арестовать, судить и расстрелять на месте независимо от количества ».

От генералов Ефремова и Белова Жуков потребовал «ускорить взятие Вязьмы, используя время, пока противник еще слаб». Немцы тоже знали, чем грозила им потеря Вязьмы. Сначала они без особого труда отбросили 11-й кавалерийский корпус Калининского фронта. Затем 33-ю армию и конную группу генерала Белова, начавших атаку на город, противник встретил хорошо организованным огнем и контратаками пехоты, поддержанной танками и авиацией.

В полной мере осознал угрожавшую ему опасность и генерал Ефремов. Он немедленно телеграфировал о создавшейся обстановке командующему фронтом, но Жуков не отреагировал на обращение. Он вообще предпочел промолчать.

На недоумевающий вопрос Ефремова в телеграмме от 5 февраля «Получаете ли Вы мои донесения?» и очередную просьбу «усилить ударную группировку армии» Жуков ответил только через два дня. 7 февраля он высокомерно заявил генералу: «Меньше истерики. Держите себя спокойно».

Опровергая это откровенно хамское обвинение, Ефремов возмущенно вопрошал: «В чем истерика? Где у меня истерика? Я Вас не понимаю. Таким элементом я еще не обладал. Просто Вас не понимаю, что у Вас за отношение ко мне, как к командующему 33-й армией?»

К этому моменту только численность группы Белова сократилась с 28 тыс. до 6 тыс. человек, причем 1500 из них были ранены. Вместо поддержки и помощи все обращения Ефремова Жуков отвергал, в унижающей командарма форме. Он обвинил генерала в том, что его «части ведут себя преступно плохо, поддаваясь панике и беспорядку». Садистски потребовал « всех трусов, паникеров, провокаторов судить и расстрелять перед строем ». И дал указание «продовольствие искать на месте, подавать его не будем, нет самолетов, искать снаряды тоже на месте».

Впрочем, повод для истерики был как раз у свежеиспеченного главнокомандующего Западным направлением. Примерно в это же время, когда развивался сюжет этой жизненной драмы, достойной острого писательского пера, противник нанес внезапные контрудары и по группировке Калининского фронта. Он отрезал от основных сил 11-й кавалерийский корпус, 29-ю армию и четыре дивизии из семи 39-й армии.

Кольцо вокруг 29-й армии немцы замкнули 5 февраля. Более двух недель ей пришлось сражаться в окружении; из него вышли только 3,5 тысячи человек. Это было все, что осталось от армии. Не приносили успеха и просьбы Жукова к командарму 43-й армии Голубеву «быстрее пробиться к Ефремову…».

Между тем Сталин снова собирал резервы; он ждал от Жукова других результатов. Его план был обдуманным и далеко устремленным. Он предусматривал решительный разгром германских войск, с выходом на оборонительные рубежи, занимаемые Красной Армией до начала немецкого наступления на Москву.

В очередной директиве Ставки № 01542/сс от 16 февраля 1942 года Верховный главнокомандующий вновь потребовал от Жукова: «К 5 марта… войскам Западного фронта, при содействии 39, 29, 30 и 31– й армий и 11-го кавалерийского корпуса Калининского фронта, разгромить и уничтожить ржевско-вяземско-юхновскую группировку противника… К тому же 5 марта… разгромить болоховско-жиздринско-брянскую группировку… Занять город Брянск и закрепиться на нашем старом оборонительном рубеже с готовыми противотанковыми рвами…»

Сталин не только требовал действий. Одновременно для пополнения войск Западного фронта в директиве предписывалось: заместителю наркома обороны Щаденко и командующему ВВС Красной Армии до 25 февраля передать в распоряжение командующего Западным направлением, «кроме занаряженных и находящихся в пути 60 тыс. обученного пополнения… 40 танков КВ, 80 танков Т-34 и 80 танков Т-60… 20 самолетов Ил-2 и 20 самолетов Як-1».

Это было существенное дополнение к имевшимся у Жукова силам. Кроме того, для проведения Юхновской операции Жукову дополнительно предоставлялись две десантные авиабригады, и для проведения Болоховско-Жиздро-Брянской операции передавались 5-й гвардейский стрелковый корпус и 97-й, 116-й и 149-й стрелковые дивизии.

К этому времени потенциал сил противника, противостоявшего советским фронтам, был незначительным. Поэтому имевшихся у командующего Западным направлением войск и врученных ему полномочий было вполне достаточно для успешного завершения операции, разработанной Ставкой.

Наступление Западного и Калининского фронтов возобновилось 5 марта. Теперь ежедневно Жуков вел продолжительные переговоры с командующими армиями. И уже само их содержание является ярким свидетельством, что возникший на волне перестройки миф о Жукове как «талантливом полководце» не имеет под собой основания.