Богенгарду приказывалось преследовать противника бронепоездами и пехотою, причем главный удар направить на линию Черняхов — Житомир, заняв который продолжать преследование в сторону Новоград-Волынска. Покусу — наступать на линию Житомир — Кодня с целью отрезать противника от Бердичева. Щорсу — на Шепетовку, Крючковскому — на Каменец-Подольск.

Таким образом, все движение развивалось к Проскурову, как к исходной точке, и Щорс, изучая намеченное планом командования движение и наблюдая его развитие, полагал, что последнее, решительное сражение должно будет разыграться под Проскуровом, куда он и намерен был устремиться.

Однако если центростремительное развитие движения шло в направлении Проскурова, то центробежное забрасывало дивизию Щорса в Галицию, что было бы вполне целесообразно в случае революции в Галичине, где революционное брожение ни на минуту не затихало.

Вот для этой-то задачи Щорс и хотел отозвать к себе Дениса Кочубея, знавшего Галичину по империалистической войне и однажды в разговоре предлагавшего Щорсу план: связать Советскую Венгрию с Галичиной и перебросить в случае восстания галичанам оружие в нужную минуту через известные ему, как разведчику, в Карпатах горные проходы.

Но за это время произошло много событий, осложнивших первоначальный замысел и этот план. На сцену выступили провокаторы и заговорщики — боротьбисты, взявшие на себя «галицийский вопрос». Они успели предложить свои услуги украинскому советскому правительству, членами которого уже частично состояли.

Это обособление уже само по себе носило несколько демонстративный характер. Авантюра боротьбистов именно и заключалась в том, чтобы провокационно заострить национальный вопрос, обособляя его от остальных краеугольных вопросов советской политики. И, совершенно естественно и неизбежно, были заброшены «особые люди» для провокации в Галичине и в армии — и прежде всего к Щорсу, чья дивизия двигалась вперед.

Кольца контрреволюции сплетались, как кольца змеи. При всей пестроте ее это была одна и та же гадина — «гидра контрреволюции», по образному выражению того времени. У нее действительно было много голов, у этой «гидры», но она была едина нутром в стремлении задавить большевиков и советскую власть — основу и опору революции.

Носила ли эта «гидра» три цвета царизма, два цвета директории, цвета Антанты либо анархии — все равно это была одна сжавшаяся в судорогах, сворачивавшаяся в кольца гадина, схваченная за горло рукою борющегося пролетариата в смертельный зажим.

Судорожные кольца ее охватывали страну по ногам и по рукам — по югу, востоку и западу, — стремясь захлестнуться на горле — на севере, у Петрограда.

Но самые сильные ее кольца охватывали Юго-Западный фронт.

Это было стремление перепоясать страну змеиным кольцом и перекусить ее пополам, оторвав от севера питающее его сырьем «нутро» юга, — разрезать могучий и единый в своей истории, в своем движении, росте и в своей судьбе и в своей неукротимой любви к свободе организм великой страны. На востоке стояли полчища адмирала Колчака, захватившего Урал и Сибирь. К красному Питеру рвался Юденич. С юго-востока шел Деникин, с юго-запада — при поддержке Антанты — Петлюра со своими приспешниками Григорьевым и Махно. Подымался новый союзник Петлюры, вассал интервенционистской Антанты — белопанская Польша.

В провокационной игре Антанты, маневрировавшей с поспешностью и сообразительностью азартного игрока, ставящего тут последнюю игровую карту, были учтены и испробованы все возможные ходы, способные на время задержать крах западного империализма, то есть задержать ход революции, идущей из России и перебрасывающей свой пламенный мост в другие страны.

И, развязывая галицийский узел, Антанта учла все и до отказа стянула петлю союза с обоими вассалами, подчиненными ее игре, — с Петлюрой и Пилсудским.

Одному она поставила непременным условием отказ от борьбы с поляками за Галицию ввиду необходимости борьбы с большевиками, а другому дала попробовать лакомства в виде Прикарпатской Украины и сказала: «Скушаешь это, душечка, если будешь бить большевиков вместе со своим врагом, галичанами, и, конечно, только при таком условии».

Ослабление могучего соседа наполовину за счет своего же врага — галичан — было для пилсудчиков весьма выгодным и соблазнительным предприятием.

Вся эта авантюра могла, по мнению страдающей самомнением белопанской Польши, привести — а вдруг! — и к успеху, хотя бы частичному.

Некоторым панам болтунам удавалось подобно пану Заглобе, герою романа Сенкевича, увлечь своих собутыльников вымыслами об исторической миссии Польши в отношении Украины.

Таким «паном Заглобой» явился в данном случае генерал Галлер, решившийся на авантюру во имя Антанты.

И в тот момент, когда галицийские армии Оскилко и Коновальца были разгромлены бригадами Щорса и Боженко под Бердичевом, Шепетовкой, Житомиром и Коростенем, и в то время, как Петлюра, битый в хвост и гриву красными войсками, при подсказе и пособничестве боротьбистов стал извиваться и лгать, заплевывая собственное подлое имя выступлением от имени «Вапнярского ревкома Юго-Западного фронта Украины», якобы низложившего директорию, Галлер бросил своих молодчиков-легионеров, только что лупивших галичан, на поддержку уже разбитым красными войсками галичанам.