– Эй, я не хочу быть блондинкой, они – тупые, – возмущается Героиня.

– Полегче, красавица, я ведь и обидится, могу, – останавливаю ее возмущенную тираду на полпути. – Я, между прочим, тоже…

– Прости, – смущается она, – Но если я буду блондинкой, то ты начнешь себя со мной… как это… А! ас-со-ци-ировать. Жалеть начнешь, и книга получиться неинтересная.

– Будь брюнеткой, уговорила, мне не жалко. И вообще, какая разница: блондинка, брюнетка – главное, чтобы выдержала те испытания, которые тебе выпадут и вышла победителем из всего, чего можно и даже из того, за что могут и побить!

– Меня будут бить? – с ужасом спрашивает моя наивная Героиня.

– Думаю, до этого не дойдет, – пытаюсь ее успокоить. – Итак, ты у нас – брюнетка, лет тебе, скажем, 22…

– Почему именно 22? – смеется.

– Слушай, чего привязалась? Пусть будет 21 или 23 – разницы по большому счету никакой!

– Прости, молчу, – капитулирует она, видя, что от раздражения я промахиваюсь против нужных букв и текст моментально покрывается красными подчеркиваниями программы-редактора.

– Итак, ты – молодая интересная брюнетка, ноги от ушей, джинсовая юбка еле прикрывает то, для чего создана, а футболка, как и положено порядочным футболкам, облегает то, что и должна. Звать тебя будут…

– Катя? – нетерпеливо и одновременно с надеждой перебивает Героиня.

– Слушай, ну какая Катя? – отмахиваюсь. – Кать в этом городе как шишек в лесу, будешь Таньчо!

– Фу… Где ты откапала такое дурацкое имечко?

– Вовсе оно не дурацкое! Будешь возмущаться, назову тебя – ДаЗдраПерМа! И отчество дам какое-нибудь…

– Все-все, ты – автор, тебе – виднее: Таньчо, так Таньчо!

– Таньчо Иванса!

– О господи, этого еще не хватало! Ты конечно – автор, но к чему такие из-вращения?

– Молчи несчастная, я сейчас закрою ноут и останешься ты недопридуманая и ненаписанная. А файл я вообще удалю, чтобы глаза не мозолил!

– Сдаюсь! – покорно вздыхает Героиня, моими фантазиями – Таньчо.

– О чем писать будем? – спрашиваю, чтобы загладить свою, хоть и довольно гипотетическую, но все же вину.

– О любви, конечно, – отвечает Таньчо таким тоном, словно кроме как о любви нам писателям больше писать не о чем.

Пустой лист открытого уже полчаса как файла возмущенно белеет и за-зывно мерцает. Надо писать, судьба у меня такая. Впрочем, грех жаловаться. Вполне могла бы сидеть сейчас на какой-нибудь скучной службе, пялиться в какую-нибудь скучную статистику или другую цифирную-буквенно-интернетную лабуду и мечтать о несбыточном. Так что я вполне счастливый человек…

– Кто бы сомневался, – вздыхаю. – Итак…

Этим утром Таньчо и не подозревает, что уже вечером исполниться ее желание, загаданное не как-нибудь мимоходом, а под бой курантов в самую что ни на есть новогоднюю ночь. День пройдет незаметно: никаких тебе мечтательных вздохов у окошка, ни тебе предчувствия даже самого завалящего, ни тебе цыган с «позолоти ручку, красавица, тааакоооеее расскажу, жизнь у тебя будет светлая, по глазам вижу, любовь тебя ждет счастливая, деток десяток…» и так далее. День как день: четыре пары лекций об облигациях, финансовых договорах, международной экономике и инвестициях. После – обед с однокурсниками в студенческой столовой, библиотека, так и не начатая, не смотря на гору книг, курсовая и возвращение домой в свете желтых фонарей, ущербной луны и вывесок баров и ресторанов.

Но Таньчо – девица вполне себе мечтательная. Вместо того чтобы думать об учебе, будет думать о предстоящем дне рождения подруги.

О том, как познакомится там с красивым парнем. Мало – красивым, еще и умным, добрым и в меру богатым. Он, конечно, будет от нее без ума, и конечно пригласит в ресторан уже на третьем свидании. А за час до этого поймет, что жить без нее не может, купит кольцо в ювелирке и заказав бутылку французского шампанского…

– Что ж вы делаете? – прервет ее мечты какой-нибудь случайный старичок и схватит ее за локоть.

Таньчо обернется вокруг, поймет, что взлохмаченный пенсионер с сетчатой авоськой эпохи развитого социализма и шляпой-канотье вообще не понятно какой эпохи, только что спас ее верной гибели под колесами желтой как солнце иномарки.

Не успеет она выдохнуть «спасибо», а пенсионер «не стоит благодарности», из кожаных объятий желтой иномарки грациозно выскочит возмущенный, но от этого не менее прекрасный Принц, по имени… Пусть имя у него будет какое-нибудь русское – Василий, например…

– Эй, – перебивает меня Героиня. – Я-то понятно, но принца-то ты за что Василием обижаешь?

– Василий, – втолковываю терпеливо (а как еще с такими неугомонными особами разговаривать?), – нормальное человеческое имя. Не пойму, почему ты все-время меня перебиваешь?

– Извини. И что будет дальше?

– А дальше.

Наш прекрасный принц по имени Василий (и не спорь, я автор – что хочу, то и делаю) будет очень испуган, именно поэтому выражаться будет не совсем как принц или даже скорее – как совсем не принц.

Но, разглядев красоту и грацию несбывшейся, ко всеобщему счастью участников сцены, включая пенсионера в шляпе-конатье, жертвы наезда, Василий заворожено притихнет. Начнет мямлить, смущаться, припаркуется и отведет Таньчо в ресторан мириться. На то он и принц.