Наконецъ я вмст съ моимъ попугаемъ возвратился изъ загороднаго моего дома въ старое жидшце съ величайшею радостію и поклялся, что никогда не оставлю его.

Посл неудачнаго путешествія вокрутъ острова я цлый годъ провелъ безъ всякихъ приключеній. Въ это время я усовершенствовался въ разныхъ ремеслахъ. Я сдлался превосходнымъ горшечникомъ и придумалъ деревянное колесо, посредствомъ котораго было удобне работать и давать своимъ издліямъ разнообразныя формы. При томъ я оказалъ большіе успхи въ дланіи корзинокъ. Въ нихъ было очень удобно носить разную поклажу. Напримръ, если случалось мн убить козу, то я вшалъ ее на дерево, сдиралъ съ нея кожу, разрзывалъ мясо на части и, выбравъ что нужно, относилъ въ корзин домой. Точно также поступалъ я и съ черепахой. Опрокидывалъ ее на спину, бралъ ея яйцы и нсколько кусковъ мяса, клалъ это въ корзинку, а проче оставлялъ.

При изобиліи разныхъ потребныхъ для меня вещей, я имлъ въ порох такой недостатокъ, что долженъ былъ оставить звриную охоту. Что же было мн длать? Надобно было придумать средства ловить козъ и другихъ животныхъ, пріучать ихъ къ себ и длать ихъ домашними. Такимъ образомъ изъ странствующаго по горамъ и лсамъ охотника я долженъ былъ сдлаться мирнымъ пастухомъ.

Сначала ставилъ я силки, надясь поймать такую козу, которая уже понесла; но въ этой надежд обманулся: каждый разъ находилъ, что старыя гнилыя веревки мои были разорваны, а приманка съдена. Потомъ выкапывалъ ямы въ тхъ мстахъ, гд обыкновенно водились козы; надъ ямами насыпалъ хворосту, закрывалъ его свжею зеленью, сверхъ которой посыпалъ рису и ржаныхъ колосьевъ. Долгое врежя не удавалось мн поймать ни одной козы; но я не терялъ терпнія и устроивалъ на разные манеры мои ямы — и вотъ, наконецъ, въ одно утро попался въ одну яму большой старый козелъ, а въ другой я нашелъ трехъ молодыхъ — одного козленка и дв козочки. Старый козелъ былъ такъ дикъ, что я не посмлъ влзть къ нему въ яму, и кой-какъ далъ ему средство выпрыгнуть изъ нея. Признаюсь, я никогда не видывалъ ни одного животнаго, которое убгало бы съ такимъ ужасомъ, съ какимъ побжалъ отъ меня козелъ. Что же касается до молодыхъ, то я, привязавши ихъ на одну веревку, отвелъ домой.

Прежде всего я выбралъ для нихъ мсто, гд было много травы, воды и тни, и огородилъ его частымъ тыномъ. Во время этой работы мои козы, привязанныя на длинной веревк ходили вокругъ меня и играли на трав. Я давалъ имъ рису и хлба и он ли изъ моихъ рукъ. Чрезъ нсколько времени он такъ привыкли ко мн, что везд за мной бгали и не хотли отставать отъ меня.

Въ теченіе подутора года стадо мое состояло изъ 12 штукъ, а чрезъ 2 года потомъ, оно увеличилось до 43, не смотря на то, что я нкоторыхъ изъ нихъ убивалъ и употреблялъ въ пищу. Долгое время я пользовался козьимъ мясомъ, а мн и въ голову не приходило употреблять козье молоко. Я началъ учиться доить козъ. Сначала дло шло довольно трудно по моей неопытности, а потомъ я мало по малу научился ему. Съ этого времени козье молоко сдлалось почти преимущественною моею пищею. По прошествіи нкотораго времени я научился длать изъ молока творогъ, масло и сыръ.

Теперь, можно сказать, я наслаждался совершеннымъ довольствомъ и спокойствіемъ. Да и чего мн не доставало? Я былъ, такъ сказать, правитель всего острова, имлъ у себя богатое стадо; столъ мой всегда былъ достаточный, и сверхъ всего этого были у меня компаніоны: мой попугай, который всегда сидлъ у меня на плечахъ во время стола, моя врная собака и дв кошки — потомки тхъ двухъ кошекъ, которыхъ я взялъ съ корабля и которыя ужь померли, доставать състные припасы мн стоило небольшаго труда. Если сравнить настоящее мое положеніе съ прежнимъ, то окажется, что я жилъ уже теперь въ роскоши, нг, спокойствіи и изобиліи.

Избыточествуя во всемъ и не опасаясь недостатковъ, я сталъ думать объ украшеніи своей одежды. Шапку мою, сшитую кой-какъ, я передлалъ въ продолговатую съ острымъ концомъ. Камзолъ свой, сдланный также, какъ и вся моя одежда изъ козьей кожи, я перешилъ снова и сдлалъ его подлинне. Посл сего сталъ себ пару полусапоговъ, которые были съ боковъ открыты и связывались тонкими ремнями.

Если я куда-нибудь отправлялся въ дальній путь, то костюмъ мой былъ слдующій. Я опоясывался кушакомъ, на одной сторон котораго былъ заткутъ топоръ, а на другомъ — пила; чрезъ плечо подъ лвою рукой вислъ на ремн двойной мшокъ съ порохомъ и дробью, на спин былъ коробъ съ състными припасами и разными другми вещами; на плеч висло ружье, а голова въ козлиной мохнатой шапк прикрыта была зонтикомъ отъ дождей. и яшры.

Однажды, будучи на охот, я пришелъ къ тому заливу, гд находился ботъ. При вид его, во мн опять явилось желаніе перенести его ближе къ моему жилищу. Я взошелъ на высокій камень, чтобы посмотрть на теченіе морское; но каково было мое удивленіе, когда я увидлъ, что море спокойно и никакого нтъ теченія морскаго. Я долго думалъ, отчего могло произойти такое неожиданное явленье и на конецъ узналъ причину, что оно происходитъ отъ прилива и отлива и отъ направленія втра: слдовательно, при извстномъ втр и въ извстное время плаваніе въ этомъ мст должно быть безопасно. Я могъ бы и теперь перевести мой боть, но воспоминаніе прошедшей опасности такъ сильно на меня подйствовало, что я никакъ не ршался на такое предпріятіе, а разсудилъ, что лучше будетъ построить другой ботъ вблизи своего жилища.

Въ теченіе довольно долгаго времени жизнь моя текла тихо и мирно, безъ всякихъ непріятныхъ приключеній; но вдругъ одно обстоятельство сильно потревожило спокойствіе души моей. Однажды я пошелъ къ своему боту. Пришедши на берегъ, я замтилъ на песк какіе-то слды. Разсмотрвъ внимательне, я убдился, что это были слдиы ноги человческой. Я остановился въ изумленіи, какъ бы пораженный громомъ или испуганный страшнымъ видніемъ. Я оглядывался кругомъ, однако ничего не видалъ, ничего не слыхалъ; взошелъ на небольшой холмъ, чтобы разсмотрть, нтъ ли чего вдали, потомъ возвратился назадъ, думая, что все это ни что иное, какъ игра воображенія; но на песк ясно отпечатллась цлая нога съ пальцами и пяткою. Испуганный этимъ, я быстро побжалъ домой, непрестанно оглядываясь назадъ. Мн казалось что толпа дикихъ гонится за мною; каждое деревцо, каждый, кустикъ представлялся мн человкомъ.

Совершенно не помню, какъ я очутился дома: предзъ ли я черезъ заборъ или прошелъ чрезъ отверстіе, сдланное въ скал и которое я называлъ дверью? Страхъ отнялъ у меня память. Я думаю ни одинъ заяцъ, ни одна лисица не пряталась съ такимъ ужасомъ отъ гончихъ собакъ, съ какимъ я прятался въ свою крпость, такъ называлъ я мое жилище. Всю ночь я не могъ уснуть и думалъ, какимъ образомъ человкъ появился на моемъ остров, когда на берегу не было никакой лодки. Я даже предполагалъ, что это не человкъ, а какой нибудь злой духъ; но потомъ, сообразязь съ здравымъ смысломъ, заключилъ: что это, вроятно, дикіе съ твердой земли были на моемъ остров, занесенные сюда втромъ или морскимъ теченіемъ. Но и эти мысли не могли успокоить меня. Долговременное уединеніе длаетъ всегда человка робкимъ, боязливымъ и легкомысленнымъ: я воображалъ, или лучше сказать, придумывалъ разные бдствія, которыя могутъ мн сдлать дикіе люди.