Слустя минуту времени, они вытащили изъ лодки двухъ несчастныхъ, чтобъ ихъ разрзать на куски. Одинъ изъ нихъ, оглушенный ударомъ товора, упалъ замертво на землю. Трое дикарей бросились на него, изрзали на куски, чтобы готовить свой адскій обдь. Между тмъ другой несчастный стоялъ неподалеку и каждую минуту ожидалъ себ подобную злую участь. Когда дикіе длили между собой мясо убитаго, этогь несчастный, видя удобный случай къ своему спасенію, распуталъ потихоньку веревки, которыми были связаны у него руки и ноги, и вдругъ съ быстротою серны бросился бжать, прямо въ ту сторону, гд находился я.

Признаюсь, что я очень испугался, увидвъ это, но вмст съ тмъ и радовался, что можетъ быть какъ-нибудь смогу спасти этого несчастнаго. Я боялся того, что вся толпа дикихъ бросится за бглецомъ, но однако этого не случилось, и только трое погнались за нимъ. Плнный имлъ большое преимущество въ искусств бгать предъ своими врагами, и еслибъ его бгство продолжалось съ такою же силою, то онъ чрезъ полчаса скрылся бы совсмъ у нихъ изъ глазъ.

Между нимъ и моею крпостію находился небольшой заливъ. Несчастный, подбжавъ къ нему бросился стремительно въ воду, быстро переплылъ на другую сторону залива и пустился опять бжать. Когда трое его непріятелей подбжали къ тому же мсту, то только двое бросились въ воду, а третій возвратился назадъ, вроятно потому, что не умлъ плавать. Эти двое дикихъ умли плавать несравненно хуже противъ своего плнника.

Теперь самый удобный случай, подумалъ я и, сошедъ поспшно съ холма, взялъ свое ружье и побжалъ къ берегу, стараясь остановить бгущаго своимъ крикомъ; но онъ, почитая меня тоже врагомъ своихъ, продолжалъ бжать. Тогда я медленными шагами сталъ приближаться къ двумъ дикарямъ, которые, увидавъ меня, остановились въ изумленіи. Я стремительно бросился на одного изъ нихъ и ударомъ ружейнаго приклада повалилъ его замертво на землю.

Второй дикій, видя своего товарища убитымъ, сталъ натягивалъ свой лукъ; но я предупредилъ его и выстрломъ изъ ружья убилъ на повалъ своего врага. Плнный, услышавъ этотъ выстрлъ, оцпенлъ отъ страха и не могъ боле сдлать ни одного шага. Я махалъ ему дружелюбно рукою и разными знаками приглашалъ его подойти ко мн; но онъ не довряясь, то приближался ко мн на нсколько шаговъ, то опять удалялся, вроятно боясь сдлаться вторично плнникомъ и быть убитымъ подобно двумъ его непріятелямъ. Наконецъ, когда я ему сдлалъ третій знакъ съ самымъ ласковымъ выраженіемъ лица, то онъ нсколько ободрился и началъ тихо подходить ко мн, падая чрезъ каждые 10 или 12 шаговъ на колни, чтобы показать тмъ свою покорность. Когда я подошелъ къ нему, онъ упалъ на землю, цловалъ ее и, взявъ мою ногу, положилъ ее себ на голову, чтобы выразить тмъ свою преданность, и что онъ желаетъ быть моимъ рабомъ. Я поднялъ его и старался ласками успокоить его. Въ это время я замтилъ, что дикій, котораго я положилъ на землю ударомъ приклада, былъ еще живъ и старался подняться съ земли. Я показалъ это своему плннику. Онъ отъ страха произнесъ нсколько словъ, которыхъ я хотя не понималъ, но которыя доставили мн несказанное удовольствіе, потому что я не слыхалъ человческаго голоса уже 25 лтъ. Потомъ онъ указалъ мн на мою саблю и знаками просилъ, чтобъ я отдалъ ее ему. Я исполнилъ его желаніе. Тогда онъ въ одно мгновеніе подбжалъ къ своему врагу и однимъ ударомъ сабли отрубилъ ему голову. Посл этого онъ возвратился ко мн, смясь и прыгая, чтобъ тмъ выразить свое торжество, и съ разными жестами, значеніе которыхъ я не понималъ, положилъ къ ногамъ моимъ саблю и отрубленную голову дикаго.

Ему казалось страннымъ и необыкновеннымъ то, какъ я могъ убить дикаго на такомъ дальнемъ разстояніи. Указывая на убитаго, онъ просилъ у меня позволенія разсмотрть его. Когда онъ подошелъ къ трупу, то удивланіе его все боле и боле увеличивалось; онъ всячески равсматривалъ убитаго, поварачивалъ его съ однаго бока на другой и обращалъ большое вниманіе на рану въ груди, изъ которой совсмъ почти не шло крови. Удовлетворивъ свое любопытство, онъ подошелъ ко мн и положилъ къ ногамъ моимъ лукъ и стрлы убитаго. Я приказалъ ему идти за мной, выражая знаками боязнь свою, что вс прочіе дикіе, оставшіеся на берегу, скоро придутъ сюда. Тогда онъ мн отвчалъ тоже знаками, что надобно спрятать убитыхъ въ землю. Потомъ онъ поспшно выкопалъ дв ямы въ песк и зарылъ въ нихъ трупы.

Принявъ эту предосторожность, я повелъ его со мною, но не въ крпость, а въ гротъ, потомy что онъ былъ ближе. Тамъ я далъ ему хлба, кисть винограду и воды. Все это ему очень нравилось. Посл сего я указалъ ему для отдыха кучу рисовой соломы и покрывало.

Этотъ дикій былъ молодой человкъ, лтъ двадцати пяти, высокаго роста и хорошо сложенъ собою. Вс его члены были хорошо развиты и показывали въ немъ человка ловкаго, проворнаго и сильнаго. Его мужественный видъ не имлъ и тни жестокости, напротивъ, въ его чертахъ лица, особливо когда онъ улыбался, виднлись кротость и нжность, свойственныя европейцамъ. Его черные какъ смоль волосы были длинны, но не вились маленькими кудрями. Лобъ у него былъ возвышенный, глаза блестли и были полные огня. Цвтъ лица его былъ не черный, но смуглый, темно оливковый. Онъ имлъ очень красивое правильное лице, тонкія губы и зубы, правильно расположенные и блые какъ слоновая кость.

Уснувши или, точне сказать, подремавши съ подчаса мой дикій проснулся и вышелъ изъ грота. Я въ это врема доилъ моихъ козъ въ загородк, находившейся недалеко отъ моего жилища. Онъ нсколько минутъ искалъ меня, потомъ, увидавъ, что я дою козъ, прибжалъ ко мн и бросился къ ногамъ моимъ со всевозможными знаками признательности. Онъ опять положилъ мою ногу на свою голову, что означало его клятвенное общаніе всегда быть мн покорнымъ. Я назвалъ его Пятницею, въ воспоминаніе того дня, въ который онъ былъ спасенъ мною. Онъ везд слдовалъ за мною, смотрлъ внимательно на все, что я длалъ, и старался во всемъ подражать мн. Это очень меня забавляло. Я далъ ему молока въ горшк, и онъ не зналъ что съ нимъ длать. Я взялъ другой горшокъ съ молокомъ, обмакнулъ въ него хлбъ и лъ, запивая молокомъ. Когда я подносилъ горшокъ ко рту, то и онъ тоже длалъ; я кусалъ хлбъ, и онъ кусалъ свой хлбъ; когда я садился или вставалъ, длая какое-нибудь движеніе головою или рукою, то и онъ все тоже длалъ. Молоко ему очень нравилось и онъ лъ его съ большимъ аппетитомъ. Наконецъ наступила ночь, и я провелъ ее спокойно вмст съ моимъ слугою Пятницею.

На слдующій день поутру я приказалъ Пятниц знакомъ, чтобъ онъ слдовалъ за мною. Проходя мимо того мста, гд были зарыты два трупа дикихъ, онъ сталъ мн показывать знаками, что надобно ихъ выкопать и състь. Я принялъ тогда на себя строгій видъ, выражалъ ему мое отвращеніе отъ этой пищи, представлялъ что меня даже тошнитъ отъ одной мысли объ этомъ, и приказалъ ему сейчасъ же отойти отъ могилы. Онъ безпрекословно повиновался. Мы взошли на холмъ, чтобы узнать, оставилъ ли непріятель мой островъ. Я посмотрлъ въ зрительную трубу и не видалъ ничего на берегу, ни дикихъ, ни лодокъ.

Не вполн удовлетворенный этимъ, я отправился на самое мсто пиршества. Пятница шелъ рядомъ со мною, съ моею саблею въ рук, лукъ и стрлы были у него за спиною, а въ другой рук онъ несъ мушкетъ, который я ему далъ. Прибывъ на мсто, я увидлъ такое страшное зрлище, что кровь застыла въ жилахъ моихъ и волосы стали дыбомъ на голов моей; но на Пятняцу оно не произвело никакого впечатлнія. Тамъ валялись черепа, полуоглоданныя кости отъ рукъ и ногъ человческихъ, ребра и цлые куски человческаго мяса, котораго дикіе не доли.