– А что ты думаешь о письмах Така? У тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет?

– После того что мы услышали сегодня утром? Нет.

Доусон, кивнув, развернул сандвич. Аманда последовала его примеру.

– Надо же! Педиатрический раковый центр. Аманда кивнула и сразу же подумала о Бее.

– Я тебе говорила, что я в качестве волонтера работала в университетской больнице Дьюка. И

кроме того, собирала для них средства.

– Говорила, правда, опустила, в каком именно отделении больницы ты работала, - сказал

Доусон. Его развернутый сандвич пока оставался нетронутым. В голосе Доусона прозвучал

вопрос. Аманда поняла, что он ждет разъяснении. С отсутствующим видом она открутила

крышку бутылки.

– У нас с Фрэнком был еще один ребенок, девочка, появившаяся на свет через три года после

рождения Линн.
– Аманда сделала паузу, собираясь с силами, хотя знала, что, рассказав все

Доусону, она не почувствует неловкости или боли, как это часто бывало в разговоре с

другими.

– Когда ей было восемнадцать месяцев, у нее обнаружили опухоль мозга, которая оказалась

неоперабельной, и, несмотря на все усилия врачей Педиатрического ракового центра, через

шесть месяцев моя дочь умерла.
– Аманда почувствовала знакомую, глубоко засевшую в

сердце боль, печаль, которая, она знала, никогда не уйдет. Она посмотрела на старую речку.

Доусон накрыл ее руку своей и слегка пожал.

– Как ее звали?
– тихо спросил он.

– Бея, - проговорила Аманда.

Они долго молчали. Тишину нарушали лишь журчание реки да шелест листьев над головой.

Аманда не чувствовала необходимости говорить что-то еще, а Доусон ничего от нее не ждал.

Она знала, что он как никто понимает ее чувства. Ей казалось, что он даже ощущает боль уже

от того, что не в силах ничем помочь ей.

Собрав после обеда остатки пикника и одеяло, они побрели назад к дому. В доме Аманда

куда-то тут же исчезла, чтобы убрать одеяло. В ней все время чувствовалась какая-то

настороженность, словно она боялась переступить какую-то незримую грань. Доусон достал

из буфета на кухне стаканы, разлил сладкий чай, и, когда Аманда вернулась в кухню, все уже

было готово.

– С тобой все в порядке?
– спросил он.

– Да, - сказала Аманда, принимая стакан.
– Я в порядке.

– Прости, что расстроил тебя.

– Ты тут ни при чем, - возразила Аманда.
– Просто мне до сих пор трудно говорить о Бее.

Кроме того, наш уик-энд для меня... полная неожиданность.

– Для меня тоже, - согласился Доусон. Он прислонился к стойке.
– Как ты хочешь это сделать?

– О чем ты?

– О том, чтобы выбрать себе что-то на память из дома.

Аманда с силой выдохнула, надеясь, что ее нервозность не слишком бросается в глаза.

– Даже не знаю. Я чувствую некоторую неловкость.

– Этого не должно быть. Он хотел, чтобы мы его помнили.

– Я в любом случае буду его помнить.

– Тогда скажу точнее: он хотел остаться не только в наших воспоминаниях. Он хотел, чтобы у

нас осталась материальная частица его самого и этого дома.

Аманда сделала глоток. Наверное, Доусон прав, подумала она, но рыться в вещах в поисках

сувенира на память прямо сейчас - это уж слишком.

– Давай подождем чуть-чуть, хорошо?

– Хорошо, подождем, пока ты будешь готова. Посидим немного на улице?

Кивнув, Аманда прошла за Доусоном на заднюю веранду, где они устроились в старых

креслах-качалках Така. Доусон поставил свой стакан себе на колено.

– Наверное, Так с Кларой частенько сидели таким образом, - заметил он.
– Созерцая

окружающий мир.

– Наверное.

Доусон повернулся к Аманде.

– Я рад, что ты его навещала. Мне было тяжко при мысли, что он здесь все время один. Сжав

стакан, Аманда почувствовала влагу запотевшего стекла.

– А ты знаешь, что он часто видел Клару? После ее смерти.

– Ты о чем?
– нахмурился Доусон.

– Он клялся, что она до сих пор рядом с ним.

Доусон тут же вспомнил о преследовавших его образах и каком-то движении, которое иногда

ловил боковым зрением.