Лицо Аманды частично скрывала тень. Соблазнительным призывом звучал ее голос.

Слишком много воспоминаний нахлынуло оттого, что она рядом - сидит и разговаривает с

ним, как раньше. Доусон вытащил из ящика карбюратор, осмотрел его. Было видно, что

карбюратор перебирали, но сработан он был качественно, и Доусон, отложив его в сторону, пробежал глазами план работ.

Затем подошел к машине, открыл капот и заглянул внутрь. Услышав, как закашлялась

Аманда, он поднял на нее глаза.

– Раз уж Така теперь здесь нет, - проговорила она, - нам можно разговаривать, даже если ты

работаешь.

– Хорошо.
– Доусон, выпрямившись, шагнул к верстаку.
– О чем ты хочешь поговорить?

Аманда задумалась.

– Ну например, что тебе прежде всего вспоминается о нашем первом совместном лете?

Раздумывая, Доусон потянулся за гаечными ключами.

– Мне тогда все хотелось понять, почему, интересно, ты со мной гуляешь.

– Я серьезно.

– Я тоже. У меня не было ничего, а у тебя было все. Ты могла закрутить роман с любым. И

хоть мы старались не бросаться в глаза, я уже тогда знал, что нас ждут сплошные проблемы.

Так что мне ничего не светило.

Аманда положила подбородок на колени, крепко прижав их к груди.

– Знаешь, что я часто вспоминаю? Как мы с тобой ездили на Атлантик-Бич. Помнишь

морских звезд? Их вынесло на берег волной, а мы шли вдоль пляжа, сталкивая их обратно в

воду. А потом мы ели один гамбургер с картошкой на двоих и наблюдали закат.

Проговорили, наверное, тогда часов двенадцать.

Аманда знала, что Доусон тоже помнил этот эпизод, и, прежде чем продолжить, улыбнулась.

– Мне нравилось с тобой потому, что ты оказался первым парнем, который не старался

произвести на меня впечатление. Даже совершая обычные поступки, - бросая морских звезд в

океан, деля один гамбургер на двоих и просто разговаривая, - я знала, что мне повезло. Ты

никогда не старался выглядеть лучше, чем ты есть на самом деле, но главное, ты и меня

принимал такой, какая я есть. А все остальное не имело значения - ни моя семья, ни твои

родственники, вообще никто. Были только ты и я.
– Аманда сделала паузу.
– Не знаю, была ли

я еще когда-нибудь так же счастлива, как в тот день. Впрочем, я всегда была с тобой

счастлива. И хотела, чтобы это счастье не кончалось никогда.

Доусон посмотрел ей в глаза.

– А может, оно и не кончилось.

Услышав это, Аманда, уже опытная женщина, поняла, как сильно он ее тогда любил. «И

любит до сих пор», - нашептывал ей внутренний голос. Внезапно у нее возникло странное

ощущение, что все, что они пережили вместе, было лишь начальными главами некой книги, заключение которой еще не написано.

Эта мысль должна была бы ее напугать, но этого не произошло. Она скользнула ладонью по

вырезанным на верстаке много лет назад полустершимся инициалам.

– Я приходила сюда, когда умер мой отец.

– Сюда?

Аманда кивнула, и Доусон снова занялся карбюратором.

– Ты вроде бы говорила, что начала навещать Така лишь несколько лет назад.

– А он не знал, что я приходила. Я ему не сказала.

– Почему?

– Не смогла. Только здесь я могла взять себя в руки. К тому же мне хотелось побыть одной.
–

Аманда помолчала.
– Это случилось где-то через год после смерти Беи, и я еще не оправилась

от удара, а тут звонит мама и сообщает, что от сердечного приступа умер папа. Меня это

просто убило. За неделю до этого папа с мамой приезжали к нам в Дарем, и вот пожалуйста.

Следующее, что я помню - как мы сажаем детей в машину, чтобы ехать на похороны. Мы

провели в пути все утро, а когда вошли в дом, я увидела разодетую в пух и прах маму, которая почти сразу же начала меня инструктировать насчет панихиды. Словом, никаких

эмоций. Казалось, ее более беспокоили подходящие для службы цветы и то, всех ли

родственников я обзвонила. Все проходило словно в дурном сне, и к концу дня я остро

почувствовала свое... одиночество. Тогда я, не могу объяснить почему, несмотря на позднее

время, вышла из дома и поехала сюда. Затем оставила машину у дороги, уселась здесь и стала