— Только изъ-за Корнева и позволяю Люб играть, а то увезла-бы ее съ половины репетиціи и ужъ больше никогда-бы ее туда не пустила. Ты знаешь, Андрей Иванычъ, я устроила такъ, что она въ одной пьес съ Корневымъ играетъ.

— Да что ты!

— Ей-ей… И Корневъ былъ такъ съ ней любезенъ, водилъ ее подъ-руку, училъ, какъ нужно играть роль. Очень, очень былъ къ ней внимателенъ.

— Ну, что-жъ… Это хорошо.

— Что-жъ тутъ хорошаго? Вотъ ужъ совсмъ не интересенъ, отвчала Люба.

— Корневъ-то неинтересенъ? Хе-хе-хе… засмялся Андрей Иванычъ. — У отца его нсколько милліоновъ состоянія, а ты: не интересенъ!

— И вотъ она все такъ… подхватила Дарья Терентьевна. — Какой-нибудь голоштанный банковскій чиновничишко, въ род этого Плоскова, такъ она — та-та-та, такъ передъ нимъ и лебезитъ, этотъ ей интересенъ, а про Корнева сметъ говорить, что онъ не интересенъ.

— Да вдь вы говорите про милліоны, а я про человка.

— Молчи. Дура и ничего не понимаешь. Конечно-же, тутъ ничего не можетъ быть серьезнаго съ Корневымъ, я объ этомъ и не думаю, но, все-таки, когда ты съ нимъ въ компаніи, ты на виду, да и вообще пріятне быть въ аристократическомъ купеческомъ обществ, чмъ, Богъ знаетъ, среди кого.

— Врно, врно… прибавилъ Андрей Иванычъ. — Мукосевы, Ячменниковы, Анальевы, — вс они тоже актерствуютъ. А это, матушка, биржевые тузы. Познакомишься съ ними черезъ Корнева и тогда они могутъ перетянуть тебя въ ихъ кружокъ. А въ ихъ любительскомъ кружк будешь играть, такъ это ужъ совсмъ хорошо.

— Да почему хорошо-то, почему? приставала Люба къ отцу.

— А ежели ужъ ты такъ глупа, что и этого не понимаешь, то ступай спать! строго сказала Дарья Терентьевна дочери и, въ свою очередь, отправилась въ свою спальню раздваться.

Андрей Иванычъ шелъ сзади Дарьи Терентьенны и бормоталъ:

— Все она отлично понимаетъ, а только любитъ поюродствовать и попротиворчить.

На вторую репетицію спектакля Дарья Терентьевна не похала, у ней болла голова, а Любу отпустила одну, хотя и скрпя сердце и съ приличными наставленіями. — Ну, позжай, сказала она. — Только Бога ради будь подальше отъ этого Плоскова. Ну, что онъ теб!

— Да вдь нельзя-же, маменька, бжать отъ человка, какъ отъ чумы, ежели онъ въ одномъ со мной спектакл играетъ. Такой-же актеръ-любитель, какъ и я, отвчала Люба.

— Бгать тебя никто отъ него не заставляетъ, а вдь у васъ сейчасъ какія-то хожденія подъ-руку начинаются. Просто удаляйся отъ него.

— Я не понимаю, что вы находите худаго въ хожденіи подъ руку.

— А то, что это не балъ. Двушка не должна быть наедин съ мужчиной и не должна съ нимъ перешептываться.

— Однакоже, когда Корневъ взялъ меня подъ руку, вы ничего про это не говорили.

— Корневъ и Плосковъ! Вдь это-же, я думаю, мать моя, ты сама знаешь, что такая разница, какъ небо и земля. Впрочемъ, ежели ты такъ будешь говорить, то я тебя и совсмъ не пущу на репетицію. Оставайся дома!

— Да я что-же?.. Я ничего не говорю… смущенно пробормотала Люба.

— Дай мн слово, что ты не будешь съ этимъ Плосковымъ наедин…

Люба пожала плечами и отвчала:

— Ну, хорошо… Ну, извольте…

Люб дали кучера. Она похала на репетицію безъ сопровожденія горничной, но на своей лошади… Провожая Любу, Дарья Терентьевна опять сказала:

— Да не засиживайся тамъ на репетиціи, а скорй домой… Ты даже вотъ что… Ты попроси этого офицера, чтобы ваши пьесы первыми отрепетировали. Кончишь репетицію и позжай домой. Лучше всего скажи объ этомъ Корневу. Онъ устроитъ.

— Да хорошо, хорошо.

Какъ изъ тюрьмы выскочила изъ дома Люба. Чувство, что она детъ на репетицію одна, что за ней не будутъ слдить, наполняло ея сердце довольствомъ. Когда она пріхала на репетицію. актеры опять были уже вс въ сбор. Быть въ своемъ любительско-актерскомъ кружк имъ очень нравилось и они собрались далеко еще ране назначеннаго часа. Когда Люба только еще вошла въ зало, къ ней тотчасъ же двинулась на встрчу Кринкина. Вчно находящійся при ней гимназистъ Дышловъ пошелъ было за ней, но она отогнала его отъ себя, что Люба очень явственно видла.

— Здраствуйте, душечка, привтствовала Любу Кринкина и разцловала ее, не снимая съ носа золотаго пенснэ. — Сегодня вы безъ maman? Ну, это, знаете, даже и лучше. Вообще эти maman на репетиціи какъ-то лишнія. Он стсняютъ все общество и ужъ тогда настоящаго неподдльнаго веселья среди любителей не бываетъ. Вы не обидьтесь, что я вамъ такъ прямо про это говорю, но я всегда откровенна. Пойдемте… Сейчасъ можно и «Которая изъ двухъ» начать репетировать.

Он стали подвигаться къ режиссерскому столу, за которымъ сидлъ Луковкинъ.