Андрей Иванычъ развелъ руками и пожалъ плечами.

— Да Богъ его знаетъ — зачмъ. Странно какъ-то… Во-первыхъ, приходилъ знакомиться, а во вторыхъ, просилъ протекціи по служб въ Плуталовскомъ банк. Онъ въ Плуталовскомъ банк служитъ.

— Ну, ужь это нахальство, это совсмъ нахальство!.. твердила Дарья Терентьевна. — Видишь, видишь, а ты его хвалишь и выгораживаешь, обратилась она къ дочери.

— Нахальства-то тутъ, пожалуй, особеннаго нтъ, продолжалъ Андрей Иванычъ:- а что онъ пронырливый и искательный человкъ, то это врно. Впрочемъ, теперь такимъ и быть надо, а то подъ лежачій камень вдь и вода не течетъ.

При этихъ словахъ отца Люба перевела духъ. На сердц ея сдлалось легче. Тотъ не останавливался и разсказывалъ:

— Вошелъ онъ и отрекомендовался: «Будучи, говоритъ, хорошо знакомъ съ вашей супругой и дочерью»…

— Да я терпть его не могу! Просто не выношу! воскликнула опять Дарья Терентьевна.

— Постой. Не перебивай, остановилъ ее Андрей Иванычъ. — Ничего въ немъ особенно худаго нтъ. Бдный и искательный парень. «Такъ и такъ… Будучи, говоритъ, съ ними знакомъ, я еще не имлъ случая настоящимъ манеромъ представиться вамъ»… Мн, то есть. «Былъ, говоритъ, два раза въ вашемъ дом, но такъ какъ въ визитное время васъ трудно дома застать, то я и счелъ своимъ долгомъ пріхать къ вамъ въ контору, чтобы засвидтельствовать свое почтеніе». Ну, и тамъ прочее… Онъ хвалилъ тебя, потомъ Любу, однимъ словомъ мелкимъ бсомъ разсыпался и, наконецъ, приступилъ съ просьбой о протекціи. Открывается тамъ у нихъ ваканція завдующаго вексельнымъ отдленіемъ, что-ли, такъ просилъ похлопотать и замолвить о немъ у директоровъ словечко. Около двухсотъ рублей онъ теперь получаетъ, что-ли, ну, а то мсто, о которомъ онъ хлопочетъ, съ окладомъ въ триста рублей въ мсяцъ. «Мой папаша, говоритъ, самъ прідетъ васъ просить за меня». Старика-то я знаю. Изъ разорившихся купцовъ онъ. Человкъ такъ себ, но какъ биржевой маклеръ — горе. Такъ вотъ-съ, вашъ знакомый былъ у меня, прибавилъ Андрей Иванычъ.

— Да какой-же онъ нашъ-то знакомый! Просто влзъ, втерся въ домъ! снова воскликнула Дарья Терентьевна.

— Ну, вотъ онъ и напредки просилъ дозволить ему навщать нашъ домъ.

— Ну, а ты-то что? Дозволилъ ему?

— Да что-жъ я могу сказать! Конечно-же сказалъ, что милости, молъ, просимъ.

— Напрасно. Не ко двору онъ намъ

— А окажется не ко двору, такъ и по шапк можно… Не контрактъ съ нимъ заключать.

— Просить-то въ банк ты за него все-таки будешь?

— Да поговорю директорамъ, но только вдь у нихъ всегда есть свои кандидаты: у кого племянникъ, у кого такъ какой-нибудь протеже. Поговорю. Отъ слова меня не убудетъ, закончилъ Андрей Ивановичъ.

Люба торжествовала въ душ. Она была готова отъ радости броситься отцу на шею, но скрывала эту радость, дабы не выдать себя. Посл обда она уже не пыталась и приставать къ отцу и матери, чтобы ее отпустили къ Кринкиной, она не хотла раздражать мать и успокоилась, утшая себя тмъ, что завтра на репетиціи увидится съ Плосковымъ и передастъ ему т, по ея мннію, благопріятныя для него слова, которыя говорилъ про него ея отецъ. Заснула она въ эту ночь съ радостными мечтами.

Репетиціи Люба ждала съ нетерпніемъ, чтобы передать Плоскову, какъ не враждебно отнесся къ нему въ разговорахъ ея отецъ. Она даже нсколько разъ въ день принималась считать сколько часовъ осталось до репетиціи. За обдомъ она почти ничего не ла, до того нервы ея были возбуждены ожиданіемъ свиданія съ Плосковымъ. Въ конц обда радость ея за любимаго человка еще боле усилилась. Андрей Иванычъ за сладкимъ блюдомъ сказалъ:

— Ахъ, да… Говорилъ я сегодня въ банк директору-распорядителю про этого вашего Плоскова. Онъ тамъ, оказывается, на хорошемъ счету. Хвалятъ. Директоръ очень хвалилъ. Говоритъ, что усердный работникъ.

Люба слушала, затая дыханіе.

— Ну, и что-же, получитъ онъ новое мсто? вырвалось у ней.

— Не знаю… Директоръ общался подумать, сообразить.

— И охота это теб, Андрей Иванычъ, за чужихъ людей распинаться! У тебя свои племянники конторщиками въ банк служатъ, замтила Дарья Терентьевна.

— Да вдь не въ этомъ банк служатъ племянники-то. Да я вовсе и не распинался, а просто сказалъ директору, что вотъ есть у нихъ такой-то Плосковъ, который просилъ меня за него походатайствовать. Отчего-жъ не сказать, ежели я былъ въ банк и видлъ директора. Да, можетъ быть, и не вспомнилъ-бы я объ этомъ Плосков, ежели-бы у меня сегодня утромъ его отецъ въ контор не былъ.

— Ахъ, и отецъ его ужъ былъ? въ одинъ голосъ спросили мать и дочь.

— Въ томъ-то и дло, что прізжалъ просить. Почтенный старикъ, старинный купецъ. Плакался на маклерскія дла, отвчалъ Андрей Иванычъ — Да и какой онъ маклеръ! Старый, больной, еле ноги таскаетъ. Нынче маклера-то — въ одно ухо вднь, въ другое вынь. Только такіе нынче и годятся для маклерскихъ длъ. Маклеръ долженъ быть на манеръ вьюна: скользкій, юркій.

Посл обда Люба, стараясь быть какъ можно спокойне, сказала матери:

— Ну, я маменька, поду на репетицію…

— Куда ты спозаранку-то! Репетиція у васъ назначена въ восемь часовъ, а теперь только семь, остановила ее мать.

— Да вдь пока подешь, да пока прідешь. Кром того, я хотла съ Корневымъ поговорить. спросить его, какъ мн одться для водевиля.

— И съ Корневымъ поговорить еще успешь. На это теб цлый вечеръ будетъ. Кром того, вотъ я отдохну, да, можетъ быть, и сама съ тобой поду.

Любу всю покоробило.

— Зачмъ-же вамъ-то себя обременять? Вдь вы и такъ устали.