Лейкин Николай Александрович
Шрифт:
— То есть какъ это?
— Настоящимъ манеромъ буду любить. Какъ въ романахъ замужнія дамы любятъ друга дома, такъ и я буду тебя любить. Ты будешь у насъ другомъ дома… Ты даже можешь занимать денегъ у Ивана Артамоныча.
— Такъ онъ и дастъ!
— А не дастъ — я ему сейчасъ сцену устрою. Будь, братъ, покоенъ, дастъ. Онъ въ меня влюбленъ какъ… какъ я не знаю кто… Ужасъ какъ влюбленъ. Да и теб-то лучше, ежели-бы ты женился на мн, ты-бы долженъ былъ перестать учиться, а здсь ты будешь продолжать учиться, поступишь въ университетъ, потомъ сдлаешься адвокатомъ или прокуроромъ.
— Ну, еще это улита детъ, да когда-то прідетъ. Долго ждать. Я все равно ршился бросить учиться. У меня призваніе къ артистической карьер. Я хочу быть актеромъ.
— Ну, тогда вмст будемъ играть по клубамъ. Я потребую отъ Ивана Артамоныча, чтобы онъ и думать не смлъ запрещать мн играть въ спектакляхъ.
— Что: по клубамъ! Разв это игра! Я хочу хать играть въ провинцію, на большую сцену.
— Да мы и подемъ. Иванъ Артамонычъ къ тому времени, можетъ. умретъ. А пока ты здсь поиграй.
— Умретъ онъ! Какъ-же! Онъ здоровъ, какъ быкъ.
— Ну, тогда я сбгу.
— Сбжишь ты, какъ-же!
— Да вдь другія-жены бгаютъ. Вонъ въ романахъ все бгаютъ.
— Да вдь сбжать-то надо въ бдность. А ты изъ богатой жизни не сбжишь.
— А я прежде уговорю его, чтобы онъ подарилъ мн свой домъ, а потомъ и сбгу. Ну, и не сбгу, такъ все-таки тебя любить буду. Ты будешь изъ провинціи прізжать и прямо въ мои объятія. Пьеръ, не сердись!
Петръ Аполлонычъ подумалъ и отвчалъ:
— Не могу я не сердиться… потому вдь тоже ревность… Охъ! О, женщины, женщины! Ужасно грустно и горько.
— А ты думаешь, мн легко?
— Ничего я не думаю. Я знаю, что это… коварство.
— Ну, дай мн слово, что не будешь сердиться.
— Какъ я могу дать слово, ежели у меня вся внутренность поворачивается. Старикъ… съ мокрыми губами…
— Да вовсе онъ не старикъ. Ну, дай мн слово, что ты не застрлишься.
— Стрляться я отдумалъ, но что я въ актеры поступлю и уду въ провинцію — это врно.
— Ну, слава Богу, слава Богу, радостно проговорила Наденька. — А то я ужасно безпокоилась, что на, моей душ грхъ будетъ. Да и зачмъ теб сейчасъ въ провинцію? Погоди, не узжай. Ну, не сбгу я, такъ все-таки въ провинцію мы вмст подемъ, безъ побга.
— Такъ мужъ тебя и отпустилъ!
— Я буду проситься на воды, лечиться… Сначала чтобы пить воды, а потомъ хать куда-нибудь на море купаться. Я скажу, что это мн необходимо.
— Ну, тогда онъ самъ съ тобой подетъ.
— Ну, такъ что-жъ изъ этого? Это ршительно все равно. Я такая хитрая, такая хитрая. — Не сердишься?
— Сердиться я не сержусь, но у меня голова кругомъ идетъ отъ обиды.
— Ну, дай руку, что не сердишься. Мн нельзя долго здсь оставаться. Маменька теперь вмст съ кухаркой въ мясной лавк, а вернется она изъ лавки, такъ сейчасъ меня хватится.
Петръ Аполлонычъ просунулъ сквозь ршетку руку. Наденька пожала ее, улыбнулась ему и приложила свои пальцы къ своимъ губамъ, длая летучій поцлуй.
— Прощай, сказалъ онъ.
— Прощай, отвчала она, — Прізжай въ воскресенье. Я познакомлю тебя съ Иваномъ Артамонычемъ. Только ужь ты при немъ, Бога ради, не длай скандала, прибавила она и быстро пошла домой.
IX
Въ начал пятаго часа вернулся на дачу изъ должности Емельянъ Васильевичъ. Подъ мышкой онъ, какъ и всегда, держалъ портфель, а въ другой рук тащилъ корзинку съ закусками. Лицо его было красно, потъ съ него лилъ градомъ. Емельянъ Васильевичъ, какъ и всегда, пріхалъ по конк, отъ конки до ихъ дачи было съ версту разстоянія, корзина-же, которую пришлось нести, была очень увсистая. Жену и дочь она засталъ препирающимися. Жена доказывала, что дочь должна къ прізду жениха снять съ себя малороссійскій костюмъ, въ которомъ уже была вчера, и надть другое платье, дочь говорила, что малороссійскій костюмъ къ ней очень идетъ и отказывалась его снять. Шелъ слдующій разговоръ.
— Но вдь Иванъ Артамонычъ тебя въ немъ: уже вчера видлъ.
— Въ немъ-же пускай и сегодня видитъ. Вс остальныя мои платья — мятыя тряпки.
— Врешь, врешь. Синее платье съ матросскимъ воротникомъ у тебя еще очень и очень свженькое. Матросскій воротникъ такъ къ теб идетъ.
— У матросскаго костюма вся юбка спереди въ вареньи запачкана, а Феня ее не замыла.
— Ну, наднь сренькое платье. Въ немъ ты такая эфектная. Подвяжи передничекъ черненькій люстриновый, а я скажу, что ты со мной вмст бруснику для моченья чистила.