– Сэр, - наконец, решаюсь я, - а откуда у Вас маггловские елочные игрушки?

Это глупый вопрос, я знаю, особенно после всего, что было, но мне очень хочется спросить его хоть о чем-нибудь человеческом. Он непонимающе на меня смотрит, а потом вдруг усмехается.

– От родителей.

Самое невероятное, что он склонен поддержать беседу. Может быть, ему тоже не по себе? Вряд ли он насильник и изверг. Хотя откуда этот жуткий алтарь в подвале? Но об этом я лучше спрашивать не буду. А то выйдет, как в сказке про Синюю бороду. Ну, там еще жена могла ходить по всему дому, но был один маленький ключик, которым ну ни за что нельзя было пользоваться…

– Я, как и ты, полукровка, - спокойно рассказывает он, затягиваясь и делая глоток бренди.
– Только если твои родители оба были магами, мой отец был настоящим магглом. Так что матери приходилось с этим считаться. И в доме было все маггловское. После их смерти мне почему-то захотелось забрать эту коробку сюда… Рад, что они вам пригодились. Ешь.

– Мама говорила, что ночью есть вредно, - бурчу я, но сэндвич продолжаю жевать.

– Думаю, твоя мама была права. Только ты завтра проспишь весь день, а в тебя придется вливать немало зелий. Так что будет лучше, если ты поешь сейчас.

– Сэр, Вы ведь знали моих родителей?
– я понимаю, что это не совсем тот вопрос, который следует сейчас задавать, но я не могу удержаться - мне просто хочется поговорить.

Он хмурится, вытягивает из пачки следующую сигарету.

– Да, знал, - говорит он после небольшой паузы.
– Но это не та тема, которую я готов сейчас с тобой обсуждать.

И я тороплюсь допить свой чай и вновь отправиться наверх. Конечно, я дурак, он не станет разговаривать со мной откровенно. Разве что о елочных игрушках… И мне немного обидно, потому что… потому что из-за того, что между нами происходит, я начинаю чувствовать, что он будто бы становится мне ближе. Я не знаю, как это объяснить. Может быть, все оттого, что ему тоже некуда деваться, что при этом он не ведет себя как насильник, оттого, что пытается облегчить мою дурацкую участь, насколько это вообще возможно. И кроме него нет ни единого человека в мире, рядом с которым я бы засыпал, уткнувшись в его футболку. И сейчас, когда на мне его свитер, я натягиваю длинные рукава на кисти рук, вжимаю голову в плечи и вдыхаю его запах. И при этом он вовсе даже не тот человек, которому я могу доверять… От всего этого можно сойти с ума.

Когда мы возвращается наверх, в его комнаты, я молча плетусь к кровати, но он, уже на пороге спальни, внезапно берет меня за руку.

– Гарри, - говорит он, - я обещаю, что когда все это закончится, я все тебе расскажу. И ты сможешь спрашивать меня, о чем угодно. Только не сейчас.

Я молча киваю, чувствую себя ребенком, которому пообещали игрушку, но все равно радуюсь. Хотя и понимаю, что конец его историй я, возможно, буду дослушивать уже не в этом мире…

Укладываюсь и долго ворочаюсь, пока в спальне не появляется Снейп. Он ложится рядом, вновь крепко обхватывает меня, прижимая к себе. И я нахожу, наконец, удобное положение - утыкаю нос ему в бок. И практически тут же засыпаю.

* * *

Следующего дня я не помню. Наверное, он все же наступил для кого-то, но явно не для меня. Из всего происходящего я могу вспомнить только, как чьи-то руки приподнимают мою голову, разминают горло, а сразу после этого в меня вливают какую-то разнообразную гадость - то горькую, то кисло-сладкую, то и вовсе безвкусную. И все. Как только голова моя вновь оказывается на подушке, я опять немедленно проваливаюсь в сон.

А вот уже на следующее утро я точно просыпаюсь, причем довольно рано. За окнами темно, но здесь сейчас практически все время темно, день разгорается только к полудню, да и только для того, чтобы тут же начинать угасать. Но по какому-то общему настроению в доме, по звукам, доносящимся из коридора и снизу, я понимаю, что сейчас еще совсем рано. Вот, кажется, Снейп, стоя в коридоре, что-то говорит Блейки, а вот Герми, выглянув из комнаты, желает им доброго утра. И вроде спрашивает про меня, а Снейп что-то отвечает. Тут я даже приподнимаюсь в кровати и понимаю, что вполне могу позволить себе и все прочие телодвижения. А Герми уже тихонько стучится ко мне, и тут же, не дождавшись ответа, входит на цыпочках.

– Ох, Гарри!
– радостно восклицает она, - ты уже проснулся! А мы-то думали, ты и сегодня весь день проспишь.

«Зачем же тогда было стучать в дверь?», думаю я, но вслух говорю совсем другое:

– Герми, я же не медведь, чтоб спать двое суток. А какой сегодня день?

Вот, сейчас она решит, что мне память отшибло, но она просто улыбается, хочет подойти к окну и отдернуть шторы, но потом понимает, что это совершенно бесполезно - тьма не рассеится оттого, что наступило утро.

– Сегодня 31 декабря, - лукаво улыбается Герми, - так что будем Новый год праздновать. Ну, если тебе, конечно, разрешат. Ой, я и забыла совсем!

Я понимаю, о чем она забыла, когда она немедленно с испуганным лицом бросается обратно к двери и кричит в коридор:

– Сэр, Гарри проснулся!

Зачем она это делает? Думает, мне очень хочется посмотреть на Снейпа этим предновогодним утром? Но, видимо, ему очень хочется посмотреть на меня, потому что он немедленно появляется в комнате, просит Гермиону выйти на некоторое время и садится рядом со мной на край кровати. Он кажется мне еще заспанным, на нем на этот раз свободный белый свитер, по виду совершенно маггловский. И вид у Снейпа не страшный, а очень домашний. Он задумчиво потирает висок, молча глядя на меня, и, наконец, спрашивает:

– С Вами все в порядке?

Я пожимаю плечами. Я еще не понял, все или нет, и, честно говоря, меня это мало волнует. Меня с определенных пор все меньше интересует сохранность моей физической оболочки… А вот то, что сейчас он называет меня на Вы, как-то режет слух.

– Болит что-нибудь?
– повторяет он свой вопрос, будто я слабоумный.

– Вроде ничего, сэр, - спокойно говорю я, вспомнив о том, как он позапрошлой ночью среагировал на мое нежелание отвечать.

На этот раз все повторяется практически, как в прошлый раз - он опять кладет мне руки на низ живота, надавливает, вслушивается… Я даже не вздрагиваю, мне совершенно безразлично, кто и что делает со мной. Наверное, дальше будет только хуже. Я ведь действительно выгораю изнутри, просто внешне это пока никак не заметно. А Снейп смотрит на меня задумчиво, и на какую-то секунду мне кажется, что он все понимает, но его взгляд тут же вновь становится непроницаемым. Он прав, не следует меня жалеть, особенно ему - его твердость и жесткость должны оставаться для меня пока незыблемыми опорами, за которые я смогу держаться, пока не доберусь до конца. Пока мне нельзя будет, наконец, упасть…Его лицо кажется мне сейчас очень мрачным, он чуть прищуривается, не мигая, рассматривает мое лицо, даже забыв убрать руку с моего живота.