– А с девчонками хоть и потруднее, но для разнообразия тоже можно, а то от парней устаёшь быстро - все они хотят составить пару, венчаться и удочерить девочку из Китая. А мне оно надо? Правильно, нет. Вот ещё, венчаться в таком возрасте. А я, может, ещё групповой секс не пробовал! А вдруг мне понравится, как тогда партнёру постоянному в глаза смотреть?

– Нет уж, я лучше перебешусь к Мордреду в задницу, а уж потом, во второй молодости, и женюсь на леди или супруга заведу. А мне пофиг, если честно. Главное, что б у неё или у него дом был, не в Нору же мне супруга тащить. Она же того и гляди развалится.

– Но что-то я увлёкся, не о том думаю. Будущее - оно впереди. А тут, под боком - такая миссис Люпин, блин, наклёвывается. А нам ещё неизвестно, сколько времени сидеть в этой дыре. Хорошо ещё, что мисс появилась, да эльфы еду воруют по округе.

Тем временем героическая пара спустилась к орденцам, и мисс Лавгуд подошла к старшему Уизли, мягко сказав:

– Что-то Вы не о том думаете, мистер Уильям Уизли, насколько я запомнила Ваше имя.

– Можно просто Билл.

– Не нужно всего этого, мистер Уизли. Сегодня же я скажу своему наречённому, чтобы он сопровождал меня повсюду, пока я в замке. А я здесь ненадолго, поверьте. Мне объяснить мистеру Люпину причину моей просьбы?

И она взглянула прямо в глаза Биллу, вопросительно так, с ожиданием, словно дело не касалось её женской чести.

– Да… То есть, нет, не надо.

Я отказываюсь от своих намерений обольстить мисс Лавгуд, несмотря на наличие у неё жениха и, впоследствии, мужа!

Вдруг громко, словно под влиянием чуждой недоброй воли, пояснил он всем орденцам и изумлённому, всуе поименованному мистеру Люпину.

– Откуда ты… Вы… мисс Лавгуд… Как… заставили… вслух?

Не в меру расстроенный своей последней выходкой, вернее, только намерением, выдумкой, фантазией, это было всё, что только и сумел выдавить несчастный, опозоренный перед всеми Орденцами Билли-бой из своих лёгких. На большее ему не хватило ни смелости, ни духу.

Да, теперь он был опозорен перед Орденом, немногие в нём знали о его чрезмерной любвеобильности. Только братья, профессор Люпин, да всепрощающая, а лучше сказать, пофигистки настроенная миссис Гестия Джонс, которой из-за собственной давнишней фригидности было глубоко наплевать, кто кого и сколько раз, и получено ли было хоть какое-то удовольствие спаривающимися сторонами.

Также пофигистски отнеслась она и к неожиданному заявлению Билли-боя. Он же такой, как сам рассказывает ей долгими февральскими вечерами в замке… темпераментный мальчик… Ну как ему не простить его новое увлечение?..

Но вот другие орденцы с неудовольствием покосились в сторону такого безнравственного Билла.

Вперёд вышла «моралистка» Минерва, каковой она считалась в среде фениксовцев, не знавших о её оргиях с мальчиками в борделях. Она высказала мнение всех Орденцев, быть может, в черезчур агрессивной форме:

– И скажите, мистер Уизли, на сей момент старший, как Вы позволите нам, всем Вашим соратникам, расценивать Ваше незабываемое сообщение? Вы, что, действительно желали обесчестить мисс, о, простите, профессора Лавгуд в день её помолвки и завести с нею беспорядочную половую связь?

– Мисс Лавгуд - гостья среди нас, Вы же… У меня просто нет слов, способных описать всю низость Вашего падения, мистер Уизли-старший! Стыдитесь, Ваш старший брат всё про Вас узнает - уж мы-то все постараемся, и если Ваш отец в силу болезни не может более воспитывать Вас, Уильям, то уж Чарльз взялся бы за Вас, не забыв надеть ежовые рукавицы! Он же такой высоконравственный, что ему будет противно касаться Вас просто, голыми руками!

– Да! Да! Я согласен!
– это мистер Додж.
– Неужели Вам не стыдно, молодой человек, годящийся мне в правнуки, но удостоенный чести быть со мною…

И оно понеслось по трубам, да с каким посвистом, бурлением, бурчанием и завихрениями, дребезжанием на стыках канализационных труб - такой мощный поток обрушился на голову Билли-боя. Он уж и не рад был, что вообще подумал об этой девке, но она остановила говнопад одним решительным жестом руки. В этом жесте было что-то до боли знакомое ещё со школьной программы, но вот что?

Сама мисс Оскорблённая Невинность приблизилась к Биллу, очень внимательно посмотрела ему в глаза, и только-то.

Вдруг Билл сделал зачем-то шаг вперёд и сказал:

– Перед лицом моих товарищей, я, Уильям Артурус Уизли, торжественно клянусь… никогда не посягать на Честь и Достоинство нашего народа - профессора Луну Аугусту Лавгуд. Клянусь!

На сём инцидент посчитали исчерпанным, а Минерва вернулась в стройные ряды «товарищей», выполнив свой долг, как она искренне считала.

И вовсе не двойное невербальное да ещё и беспалочковое Imperio Луны послужило причиной твёрдого намерения Билли-боя не шалить в Гоустл-Холле и, вообще, никогда не заигрывать с ней, мисс Лавгуд, в течение нескольких дней станущей миссис Люпин. Нет, это он сам раскаялся, да как слёзно, как проникновенно!