Смею надеяться, что с этими рассуждениями большинство моих читателей согласно. Тем не менее я этот вопрос еще не могу считать исчерпанным. Нельзя отрицать того, что взгляды Сениора имеют в себе что-то необыкновенно подкупающее, и если представить себе случай, взятый в нашем примере, в свете, наиболее выгодном для точки зрения Сениора, то он на первый взгляд представляет собою необыкновенно убедительный аргумент против меня и в пользу Сениора. С этим аргументом я должен еще считаться.

Проведем параллель следующим образом. Если я затрачу сегодняшний рабочий день на ловлю рыб, то эти рыбы стоят мне одного рабочего дня. Это ясно. Но если я затрачу сегодняшний рабочий день для насаждения фруктовых деревьев, которые принесут плоды только по истечении десяти лет, то я не только затратил один рабочий день — сверх того я должен еще ждать результатов моего труда в течение целых десяти лет, что мне стоит, может быть, большего самообладания и больших душевных страданий. Таким образом, кажется, что я в самом деле приношу жертву, превышающую один рабочий день: именно, день тяжелого труда + тяжесть десятилетней отсрочки потребления.

Как ни убедителен этот вывод, все же он покоится на ложном основании. Прежде всего я на нескольких следствиях покажу, что здесь в самом деле кроется ошибка, а затем выясню, где ее причина. Это последнее объяснение даст мне возможность рассмотреть весь этот вопрос с принципиальной точки зрения.

Представим себе следующий случай. Я целый день занят насаждением фруктовых деревьев в ожидании, что они дадут мне плоды по истечении десяти лет. В следующую ночь настает непогода и совершенно разрушает молодую плантацию. Как велика жертва, которую я принес напрасно? Я полагаю, каждый скажет: потерянный рабочий день, и только. И вот я спрашиваю: увеличивается ли моя жертва от того, что непогоды нет и что деревья дадут плоды по истечении десяти лет без всякого дальнейшего содействия с моей стороны? Приношу ли я большую жертву, если при затрате одного рабочего дня я должен в течение десяти лет ждать результатов, чем в том случае, если — при затрате того же рабочего дня — я по причине гибельной непогоды должен ждать результатов ad infinitum? Положительный ответ немыслим. А между тем Сениор это допускает: во втором случае жертва исчерпывается одним рабочим днем; в первом же она определяется одним рабочим днем плюс десятилетнее воздержание от потребления, следовательно, она больше!

Какой странный вид приобрела бы, согласно Сениору, прогрессия величин жертвы при возрастающей отсрочке потребления! Если труд оплачивается немедленно, то жертва равняется только затраченному труду. Если труд оплачивается по истечении года, то жертва = труду + год воздержания. Если вознаграждение получается через два года, то жертва = труду + два года воздержания. Если вознаграждение получается через двадцать лет, то жертва равняется труду + двадцать лет воздержания. А что будет, если вознаграждение не получится никогда? Не должна ли тогда жертва воздержания возрасти до наибольшей мыслимой величины, до бесконечности, и составить предел прогрессии? Нет! Здесь жертва воздержания падает до нуля, жертвой называется только труд, и общая жертва не наибольшая, а наименьшая во всем ряде!

По моему мнению, эти результаты как нельзя яснее доказывают, что во всех случаях единственная настоящая жертва заключалась в затраченном труде; если же мы считаем себя обязанными признать наряду с этой жертвой еще другую — отсрочку потребления, то мы, должно быть, были введены в заблуждение каким-то обманчивым представлением.

Что же является причиною такого — я с этим согласен — весьма возможного заблуждения?

Источником этого заблуждения является просто то, что время, в самом деле, представляет собою весьма немаловажный момент. Только оно обнаруживает свое действие в несколько ином направлении, чем это полагают Сениор и большинство неспециалистов. Время не представляет собою элемента второй самостоятельной жертвы — оно имеет значение при определении величины единственной, действительно принесенной жертвы. Для того чтобы вполне это выяснить, я должен начать несколько издалека.

Сущность всех хозяйственных жертв, которые мы приносим, заключается в некотором понижении уровня нашего благополучия; величина этих жертв измеряется степенью этого понижения уровня нашего благополучия. Это понижение может быть двоякого рода: оно может быть или положительным, если мы берем на себя положительные страдания, боль или усилия, или же отрицательным, если мы лишаемся удовольствия или удовлетворения, которое мы могли бы себе доставить. В большинстве хозяйственных жертв, которые мы приносим для определенной полезной цели, имеют место только лишения одного рода: величина принесенной жертвы здесь определяется весьма просто. Если, например, я для какой-нибудь полезной цели израсходую деньги, допустим, 300 гульденов, то моя жертва определяется прямо размером благополучия, которое я мог бы получить путем другого применения этих 300 гульденов, благополучия, которого я теперь лишен.

Не так обстоит дело с жертвой «труд». В труде с хозяйственной точки зрения следует различать две стороны. С одной стороны (как это понимает большинство людей), он представляет собою напряжение, соединенное с положительным страданием, с другой стороны, он представляет собою средство для достижения самых разнообразных целей. Кто, следовательно, затрачивает труд для определенной полезной цели, тот, с одной стороны, приносит положительную жертву, выражающуюся в страдании, а с другой — отрицательную жертву в виде тех других целей, которых можно было бы достигнуть при помощи того же труда. Теперь вопрос заключается в том, каким образом можно правильно определить величину жертвы, принесенной для конкретной полезной цели.

Нужно принять во внимание ту степень наслаждения или страдания, которую мы ощущали бы, если бы мы затратили труд не для нашей конкретной полезной цели, а для какой-либо другой рациональной цели. Разность, очевидно, представляет собою ту потерю благополучия, которой нам стоила наша полезная цель. Если мы будем руководствоваться этим методом определения разности в различных случаях, то мы легко убедимся, что жертва, приносимая в виде затраты труда, измеряется или положительными страданиями, или же отрицательной потерей наслаждения, но никогда не тем и другим одновременно.