Речь, произнесенная Государем при закрытіи сейма, была сообщена наіпим резидентам при иностранных дворах и доведена ими до сведенія Союзных держав. Австрійское министерство было недовольно некоторыми из выраженій в ней заключавшихся, полагая, что они могли быть приняты за сочувствіе германским либералам, и винило в потворстве им графа Каподистріа. Император Александр, узнав о том уже по прибытіи в Троппау, пожелал видеть черновые отпуски речи и циркуляра; оказалось, что именно те фразы, которыя непонравились австрійскому кабинету, были собственноручно приписаны Государем. Император Александр, обратись к графу Каподистріа, сказал ему: „покажите эти бумаги Лебцельтерну“ (24).

Везпокойствія и заговоры против правительства в Испаніи, разразившіеся переворотом в 1820 году, по разобщенному с прочими европейскими странами положенію пиренейскаго полуострова, не возбудили опасеній за общій мир. Правда—Император Александр, получив офиціальное извещеніе Короля Фердинанда, о добровольном признаніи им конституціи, отвечал, что: „конституціи, дарованныя монархами, охраняют спокойствіе держав, и напротив те, кои были последствіем возмуіценій, веду'г к неустройству;" тогда-же в циркуляре петербургскаго двора было сказано, что: „Испанія должна пред лицем Света загладить безславіе своей революціи (le scandale de sa r'evolution), и что меры, к тому принятая испанским правительством, решат характер сношеній с ним Россійскаго Монарха“ (25). Но эти объявленія вызвали решительный протеста Англіи, которая поддерживала народный движенія в Испаніи, с тою целью, чтобы способствовать отпаденію от нея американских колоній, выгодному для англійской торговли. Казалось, что Франція, по соседству к Испаніи, не могла равнодушно смотреть на тамошнія смуты, но вмешательство ея в дела пиренейскаго полуострова затруднялось, как личными свойствами Людовика XVIII, больнаго и дорожившаго собственным спокойствіем, так и политическим положеніем его конституціонной монархіи, не дозволявшим ему ополчиться против тех самых началу которыя были усвоены его правительством. Таким образом Испанія была на время предоставлена волновавшим ее внутренним раздорам. Но когда, в іюле 1820 года, Карбонары провозгласили в Неаполе конституцію, по образцу испанской, и когда Король Фердинанд IV, увлеченный общим порывом народа и войска, присягнул на верность ей, Мет-терних объявил, что авс'грійское правительство не дозволить никаких измененій существующая порядка, не только в своих итальянскихъвладеніях, но и вообще в Италіи. Повидимому, такое притязаніе бьтло не мыслимо в отношеніи к государствам самостоятельным, независимым от Австріи, и особенно в отношеніи к Неаполю, где Король торжественно признал конституцію и произнося клятву соблюдать ее, прибавил от себя; „Боже всемогущій, котораго всеведущее око проникает в глубину души моей и в будущность; если я говорю ложь, или не исполню своего клятвеннаго обещанія, порази меня в тот-же миг громами твоего міценія!“—Переворот в южной части аппенинскаго полуострова совершился без всяких потрясеній; не то было в Сициліи, где жители, пожелав сделаться независимыми от неаполитанскаго правительства, предались совершенному безначалію. Посланный с эскадрою и дессантным войском, дляпрекращенія безпорядков, из Неаполя в Палермо, генерал Пеп, действуя на основаніи данной ему инструкціи, успел склонить к соглашенію жителей Сициліи и вошел в их столицу, но вслед за темь был отозван неаполитанским парламентом. Назначенный на его место, генерал Колетта распустил временное парламентское управленіе (giunta), запретил національные цвета Сициліи, и приказал жителям присягнуть на верность неаполитанской конституціи и приступить к избранію депутатов в общій парламента Королевства Обеих Сициліи: все эти меры, противныя желаніям и надеждам народа, могли быть поддержаны неиначе как вооруженною силою, что заставило Неаполитанцев не только отказаться от поддержки Оицилійцев, но употребить лучшую часть собственной арміи на удер-жаніе в повиновеніи непокорнаго острова. А, между тем, в Неаполе, легкомысленный, невежественный народ, вместо того, чтобы готовиться к заіците завоеванных им прав, предавался празднествам, торжествуя свободу иллюминаціями и всякаго рода зрелищами (26).

Событія, последовавшія быстро одни за другими, в Германіи, Испаніи и Италіи, должны были поселить во всех людях, стоявших на страже общаго спокойствія, глубокое убежденіе в необходимости дружно соединиться между собою, для отклоненія от Европы угрожавших ей бедствій. Весьма естественно, что такое чувство должно было проявиться с наибольшею силою в тех правительствах, которыя, низвергнув в лиде Наполеона революдію, снова видели ее торжествующею пред собою, и что для отраженія угрожавшей им опасности они обратились к тем самым средствам, кои сокрушили иго, в продолженіи двадцати лет тяготевшее над Европою. Коалиція, уевнчанная блестяіцим усиехом и скреиленная трактатами 1814, 1815 и 1818 годов, уже избавя Европу от военнаго деспотизма, подавала верную надежду вторично избавить ее от столь-же иагубнаго безначалія. Меттерних, не ограничиваясь обороною собственных владеній Австріи, считал необходимы м подавить возстаніе в Неаполе, но предпочитая достигнуть цели переговорами, хотел сперва убедиться в одобреніи и нравственной поддержке всей Европы, а потом уже послать войска в южную Италію. Но но легко было согласить .союзный державы: Император Александр желал, чтобы эта экспедиція была предпринята совокупно всем европейским союзом, а Кестельри имел целыо отклонить Австрію от общаго действія с Россіею, и еще до открытія конгреса в Троппау объявил, что сен-джемскій кабинет ни под каким видом не приметь участія в таком деле. По его мненію. неаполитанскій переворота не нарушил существующих трактатов, и потому не подлежал веденію Священнаго Союза. Подобное вмешательство посторонних держав во внутреннія дела какой либо страны напоминало договор в Пилвнице. Впрочемъ—продолжал он — если Австрія. считая для себя опасными собьггія в Неаполе и объединеніе Италіи, готивится предупредить их, без намерснія расширить спои владенія, то прочія державы не только не станут мешать исполненію ея видов. но будут сочувствовать им (7).

Сообразно с этою декларацію, лорд Стюарт иолучил приказаніе ограничиться присутствіем на конгресе, не принимая никакого участія в совещаніях. Французское правительство также предписало своим уполномоченным, резиденту при петербургском дворе, графу де-ла Ферроне (de la F<>rronays) и резиденту при венском дворе, маркизу де-Караман, руководиться умеренностыо и отклонять всякую насильственную меру. Сам Император Александр, повидимому, склонялся на сторону французских министров, по мненію которых надлежало окончить дело мирным путем, посредством соглашенія неаполитанской конституціи с выгодами законаго правительства (8).

Совещанія начались 11-го (28) октября. В сей день собрались у австрійскаго министра, князя Меттерниха, кроме уполномоченных Англіи и Франціи, статс-секретарь граф Каподистріа, полномочный министр при венском дворе Его Величества, Императора Всероссійскаго, граф Головкина»; австрійскій полномочный министр при петербургском'!»

31

дворе, барон Лебцельтерн, и прусскій уполномочий миниетр при венском дворе, генерал фон-Круземарк. После краткаго объяененія цели конгреса, князь Меттерних предложил заменить обычную форму протоколов журналами совещаній, содержащими в себе: изложеніе обсуждаемыхъпредметов, взаимно сообщаемые документы и объяснена, вносимыя по желанно уполномоченных. По прочтеніи каждаго из этих журналов в следующем заседаніи и по одобреніи их министрами, предполагалось, чтобы редактор совещаній (Генц) подписывал подлинные журналы и сообщал засвидетельствованныя копіи их всем членам конгреса. Это предложеніе было принято всеми уполномоченными.

За тем, князь Меттерних прочел Записку, заключавшую в себе изложеніе системы австрійскаго правительства по неаполитанскому вопросу и мысли о настоящем положеніи этого дела в отношеніи к общим интересам Союзных держав. По словам его, австрійское правительство сперва ограничивалось прерваніем всяких сношеній с революдіонным неаиолитанским правительством, но теперь находится в необходимости приступить к действіям против мятежников, тем более, что Авсгрія имеет несчастіе быть ближайшею державою к Неаполю.

В другом австрійском мемуаре было сказано, что французская революція была делом большинства націи, подготовленным, в теченіи многих лет, заблужденіями ложной философіи, подрывавшими в основаніи законы, нравственность и религіозныя убежденія. Революція в Иснаніи была делом военнаго заговора, а в Неаполе—тайных обществ. В настояіцее время, искусство возбуждать революцію дошло до такого совершенства, что никакое правительство не может быть уверено в прочности своего существованія. По сознанію салаго неаполитанскаго правительства, не только народ, но и войска покорились секте карбонаров. Приверженцы представительна го образа правленія уверяют, будто-бы можно избежать переворотов и удовлетворить так называемый дух века уступками со стороны правительств и введеніем конституцій. Но опыт всех времен и тот, который нам суждено изведать, опровергают такое мненіе, которое в сущности, есть не что иное, как мечта нескольких благонамеренных людей и выдумка всей массы революціонеров. Из монархических государств, наименее подвержены внутренним потрясенія те, которыя ни сколько неизменили основаній и форм своего правительства, и убедительный пример тому представляет нам Австрія. Не в затрудненіях по финансовой части и не в бремени минувших войн следует искать причины неудовольствія, могущаго возникнуть в государств!; под справедливым и умеренным уиравленіем, а в духе кововведеній, который внушают народа м сами правительства, либо в том, который, благодаря их нераденію и ошибкам, распостраняется поборниками насильственных переворотовъ.

„Неаполитанскій; Король и его династія обязаны своим возстановленіем усиліям Австріи, и к томуже, по секретной статье договора, заключенная им с Австріею, в іюне 1815 года, условлено, чтобы Король Фердинанд не допускал в своем государств никакой перемены, которая, будучи противна древним монархическим учрежденіям и началам. принятым Австріею во внутрсннем управленіи своими италіянскими владеніями, могла-бы угрожать нарушеніем спокойствія прочим государствам аппенипскаго полуострова. Впрочем — как Австрія, так и другія державы, не имеют яикаких притязаній, ни против Короля Неаполитанскаго, ни против народа его; только лишь против угнетающей их секты, с помощью Божіей и в духе благоразумія и умеренности, Его Императорское Величество направить усилія нравственныя, а в случае необходимости ирпбегнет и к силе оружія“....(20).