— А я измнилъ обимъ — да. А мои угрызенія, Филиппъ, мой угрызенія! сказалъ отецъ своимъ густымъ, трагическимъ голосомъ, прикладывая руку въ сердцу, которое, мн кажется, билось очень холодно.

Но зачмъ мн, біографу Филиппа, бранить его отца? Разв угрозы въ двоеженств и огласк не довольно, чтобы разстроить душевное спокойствіе всякаго человка?

Отецъ и сынъ, однако, встрчались и разставались въ т дни съ необыкновенной кротостью и дружелюбіемъ, и эти дни были послдніе, въ которые имъ приходилось встрчаться. Филиппъ и впослдствіи не могъ вспомнить безъ удовольствія, что рука, которую онъ бралъ, отвчала на его пожатіе съ истинной добротою и дружелюбіемъ.

Почему же это были послдніе дни, которые пришлось проводить вмст отцу и сыну? Докторъ Фирминъ еще живъ. Филиппъ довольно благополученъ въ свт. Онъ и отецъ его разстались добрыми друзьями и біографъ обязанъ объяснить какъ и почему. Когда Филиппъ разсказалъ отцу, что Бондъ и Уальзъ, стряпчіе дяди его, Туисдена, вдругъ приняли участіе въ длахъ мистера Брандона, отецъ тотчасъ угадалъ, хота сынъ былъ слишкомъ еще простодушенъ, чтобы понять, зачмъ въ это цло вмшивались эти господа. Если бракъ мистера Брандона-Фирмина съ миссъ Рингудъ былъ ничтоженъ — сынъ его былъ незаконнорожденный и ея состояніе переходило къ ея сестр. Какъ ни тяжело было для такихъ добрыхъ людей, какъ наши пріятели Туисдены, обязанность лишать милаго племянника его состоянія; однако вдь обязанность всегда должна стоять выше всего и родители должны жертвовать всмъ для справедливости и своихъ родныхъ дтей.

— Случись со мною подобное обстоятельство, повторялъ безпрестанно впослдствіи Тальботъ Туисденъ:- я не былъ бы спокоенъ ни минуты, если бы думалъ, что я неправильно присвоилъ себ имніе моего возлюбленнаго племянника. Я не могъ бы спать спокойно, я не могъ бы показаться въ клуб, стыдился бы своей собственной совсти, если бы у меня на душ лежала подобная несправедливость.

Словомъ, когда онъ узналъ, что есть возможность присвоить себ часть состоянія Филиппа, Туисденъ видлъ ясно, что долгъ предписываетъ ему стоять на сторон жены своей и дтей.

Свднія, по которымъ дйствовалъ Тальботъ Туисденъ, были доставлены ему джетльмэномъ въ грязномъ, чорномъ плать, который, посл продолжительнаго свиданія съ нимъ, отправился вмст съ нами къ его стряпчему, вышеупомянутому мистеру Бонду. Тамъ на южномъ сквэр, въ гостинниц Грэя, происходило совщаніе троихъ джентльмэновъ, результатъ котораго споро обнаружился. Господа Бондъ и Сельби имли необыкновенно проворнаго, веселаго, шутливаго и умнаго довреннаго писаря, который соединялъ дло съ удовольствіемъ, съ необыкновенной любезностью и зналъ множество разныхъ странныхъ исторій о разныхъ странныхъ людяхъ въ город, кто давалъ деньги взаймы, кому нужны были деньги, кто былъ въ долгахъ, кто бгалъ отъ констэбля, у кого брилліанты, а у кого имніе было въ залог, кто разорялся на строительный спекуляціи, кто гонялся за какою танцовщицей; онъ зналъ всё, о скачкахъ, дракахъ, ростовщикахъ, quicquid agunt homines. [27] Этотъ Томъ Уальзъ зналъ кого кое-чего и сообщалъ это такъ, что вы помирали со смху.

Тёфтонъ Гёнтъ прежде привёлъ этого весёлаго человка въ клубъ «Адмирала Бинга», гд его любезность плнила вс сердца. Въ клуб было нетрудно пріобрсти довріе капитана Ганна. И этому старику, за весьма небольшимъ количествомъ грога, было растолковано, что его дочь была жертвою злого заговора, и законною и оскорблённою женою человка, который долженъ былъ оправдать его доброе имя передъ свтомъ и раздлить съ нею своё огромное состояніе.

Огромное состояніе? А какъ оно было велико? Триста тысячъ. Многіе доктора заработываютъ по пятнадцати тысячъ въ годъ? Мистеръ Уальзъ (который можетъ быть звалъ) не умлъ сказать, какъ велико было состояніе, но было ясно только то, что мистриссъ Брандонъ была лишена принадлежащихъ ей правъ.

Волненіе старика Гаана, когда ему объясняли это (подъ самой глубочайшей тайной) было такъ велико, что его старый умишка чуть не свихнулся совсмъ. Ему до смерти хотлось разболтать этотъ секретъ. Мистеръ и мистриссь Овсъ, почтенные хозяева «Бинга», никогда не видали его въ такомъ волненіи. Онъ имлъ высокое мнніе о сужденіи своего друга, мистера Ридли — словомъ, мистеру Ганну пришлось бы отправиться въ Бедламъ, если бы онъ никому не разсказалъ объ этомъ гнусномъ дл, отъ котораго застыла бы кровь всякаго британца, какъ онъ говорилъ.

Старикъ Ридли имлъ боле хладнокровный темпераментъ и былъ гораздо осторожне. Докторъ богатъ? онъ не желалъ ни разсказывать секретовъ, ни вмшиваться въ чужія дла, но онъ слышалъ совсмъ другое о длахъ доктора Фирмина.

Когда мистриссъ Каролин были сдланы намеки на измну, на лишеніе правъ, когда ей сказали: «у тебя отняли огромное богатство, моя бдная Каролина, злодй волкъ въ овечьей шкур, я всегда ему не доврялъ, съ первой минуты, какъ его увидлъ. Я сказалъ твоей матери: „Эмили, этотъ Брандонъ человкъ дурной“ и горько раскаивался я, что принималъ его въ своёмъ дом». Странно, что она приняла все это съ небреженіемъ.

— О папа, какіе пустяки! Не выкапывайте эту грустную, давнишніою исторію! Я уже довольно отъ нея пострадала. Не одинъ мистеръ Фирминъ бросилъ меня; я пережила всё это, слава Богу!

Это былъ ударъ жестокій и котораго отразить было нельзя. Дло въ томъ, что когда бдная Каролина, брошенная своимъ мужемъ, воротилась къ отцу, этотъ человкъ и жена, управлявшая имъ, заблагоразсудили выгнать её. А она простила имъ и отплатила старику добромъ за зло.

Когда капитанъ примтилъ равнодушіе и нежеланіе дочери поднимать тягостный вопросъ о ея подложномъ брак съ Фирминомъ, его гнвъ и подозрніе пробудились.