— А! сказалъ онъ: — ужь не надуваетъ ли тебя опять этотъ человкъ?

— Какой вздоръ, папа! снова сказала Каролина. — А я вамъ говорю, что это васъ надуваетъ писарь стряпчаго. Изъ васъ хотятъ длать орудіе, папа! Вы всю вашу жизнь служили орудіемъ другимъ.

— Что вы это? клянусь честью, милостивая государыня! вмшался мистеръ Уальзъ.

— Не говорите со мною, сэръ; я не хочу, чтобы писаря стряпчихъ мшались въ мои дла! вскричала рзко мистриссъ Брандонъ. — Я не знаю зачмъ вы пришли сюда, да и не хочу знать, я уврена, что не за хорошимъ дломъ.

Врно дурной успхъ посла привёлъ самого Бонда въ Торнгофскую улицу, и нельзя было встртить человка добре, ласкове мистера Бонда, хотя у него одинъ глазъ былъ меньше другого.

— Что это и услыхалъ отъ моего довреннаго писаря, мистера Уальза милая мистриссъ Брандонъ? спросилъ онъ Сестрицу. Вы отказываетесь оказать ему довріе потому только, что онъ писарь? Желалъ бы я знать, окажете ли бы довріе мн, какъ къ его хозяину?

— Окажетъ, сэръ, окажетъ полное довріе, сказалъ капитанъ, приложивъ руку къ тому атласному запачканному табакомъ жилету, которымъ вс его друзья такъ давно восхищались. Она могла бы говорить и съ мистеромъ Уальзомъ.

— Мистеръ Уальзъ не семейный человкъ. А у меня есть дти дома, мистриссъ Брандонъ, въ такихъ же лтахъ, какъ вы, говоритъ доброжелательный Бондъ. — Я хотлъ бы, чтобы вамъ отдана была справедливость, всё равно какъ бы имъ.

— Вы очень добры, что такъ вдругъ вздумали заботиться обо мн, съ важностью сказала мистриссъ Брандонъ. — Врно это ужь не даромъ.

— Я не потребую большой платы для того, чтобы помочь бдной женщин возвратить свои права, и я не думаю, чтобы благородную даму нужно было много уговаривать принять помощь къ ея выгод, замтилъ мистеръ Бондъ.

— Это зависитъ отъ того, кто будетъ помогать.

— Ну, если я не могу сдлать вамъ вреда, а помогу, напротивъ, пріобрсти имя, помогу, напротивъ, пріобрсти имя, богатство, высокое положеніе въ свт, мн кажется, вамъ нечего бояться. Не-уже-ли я кажусь такимъ ужасно злымъ или хитрымъ?

— Многіе и не кажутся, да таковы. Я научилась думать такимъ образомъ о васъ, мущинахъ, замтила мистриссъ Брандонъ.

— Васъ оскорбляетъ одинъ мущина, а вы подозрваете всхъ.

— Нтъ не всхъ, а нкоторыхъ, сэръ.

— Подозрваете меня, какъ-будто я могу сдлать вамъ вредъ. Но могу ли и зачмъ я сдлаю это? Вашему доброму отцу извстно зачмъ я пришолъ сюда. Я не имю отъ него секретовъ. Имю ли я, мистеръ Ганнъ… или капитанъ Ганнъ, какъ, я слышалъ, васъ называютъ?

— Мистеръ, сэръ, просто мистеръ. Нтъ, сэръ, ваши поступки были открыты, благородны, какъ настоящаго джентльмэна. Вы ничего не сдлаете ко вреду мистриссъ Брандонъ, да и я также, ея отецъ. Можетъ ли, кажется, отецъ сдлать вредъ родной дочери? Могу я предложить вамъ выпить рюмочку, сэръ?

И дрожащая, грязная, но гостепріимная рука протягивается въ буфету, въ которомъ мистриссъ Брандонъ держитъ свой скромный запасъ спиртуозныхъ напитковъ.

— Ни одной капли, благодарю васъ. Я думаю, вы боле довряете мн, чмъ мистриссъ Фирм… извиняте — мистриссъ Брандонъ расположена.

Когда было выговорено слово Фирм… Каролина такъ поблднла и задрожала, что стряпчій остановился, нсколько испугавшись эффекта своего слова — своего слова — своего недоконченнаго слова.

Старый стряпчій поправился очень любезно.

— Извините меня, сударыня, сказалъ онъ; — я знаю, какъ вы были оскорблены и я знаю вашу печальнйшую исторію; я знаю ваше имя и чуть-было не сказалъ его, но оно повидимому оживляетъ воспоминанія, тягостныя для васъ, которыхъ я безъ надобности не стану вызывать.

Капитанъ Ганнъ вынулъ запачканный табакомъ носовой платокъ, вытеръ два красные глаза, подмигнулъ стряпчему и перевёлъ духъ самымъ патетическимъ образомъ.

— Вы знаете мою исторію и моё имя, сэръ, вы, человкъ незнакомый мн. Не-уже-ли вы разсказали этому старому джентльмэну вс мои дла? спрашиваетъ Каролина доволько колко. — А вы разсказали ему, что моя мачиха никогда не говорила мн ласковаго слова, что я трудилась для васъ и для нея какъ служанка; а когда я воротилась къ вамъ обманутая и брошеная, вы съ мама захлопнули мн дверь подъ-носъ? Вы сдлали это! сдлали! Я прощаю васъ, но сто тысячъ лтъ не могутъ загладить оскорбленіе, которымъ вы разбили сердце вашей бдной дочери въ тотъ день! Сказалъ вамъ отецъ мой всё это, мистеръ… какъ васъ тамъ зовутъ? Я удивляюсь, какъ онъ не нашолъ разговора пріятне этого!

— Душа моя! вмшался капитанъ.

— Хороша любовь! разсказывать постороннему въ публичномъ мст да еще многимъ другимъ, наврно, несчастіе своей дочери! Хороша любовь! Вотъ что я заслужла отъ васъ!

— Ни одна душа не знаетъ — честное слово джентльмэна; кром меня и мистера Уальза.

— Такъ зачмъ же вы пришли говорить мн обо всемъ этомъ? Какой планъ затваете вы? Зачмъ пришолъ сюда этотъ старикъ? закричала хозяйка въ Торнгофской улиц, топнувъ ногою.

— Сказать вамъ откровенно? Я назвалъ васъ мистриссъ Фирминъ потому, что — клянусь честью, я считаю эта имя вашимъ настоящимъ именемъ — потому, что вы законная жена Джорджа Бранда Фирмина. Если это ваше законное имя, его носятъ другіе, неимющіе права его носить, и именуются имніемъ на которое они не могутъ предъявить никакихъ притязаній. Въ 1827, вы, Каролина Ганнъ, шестнадцатилтняя двушка, были обвнчаны пасторомъ, извстнымъ вамъ, съ Джорджемъ Брандомъ Фирминомъ, назвавшемся Джорджемъ Брандономъ. Онъ былъ виновенъ въ томъ, что обманулъ васъ; но вы въ обман виновны не были. Онъ былъ закоренлый и хитрый человкъ, но вы невинная молоденькая двушка. И хотя онъ думалъ, что этотъ бракъ не связываетъ его, однако онъ связываетъ его по закону и ршенію юристовъ; и вы такая же законная жена Джорджа Фирмина, сударыня, какъ мистриссъ Бондъ — моя!