Теккерей Уильям Мейкпис
Шрифт:
— Je suis journaliste, monsieur, `a vos ordres!
Молодой Тимбёри, секретарь посольства, остолбенлъ отъ дерзости Филиппа, а докторъ Боттсъ, медикъ его сіятельства, взглянулъ на него съ испуганнымъ лицомъ. Принесли бутылку бордоскаго, вс присутствующіе джентльмэны начали пить его, а Филиппъ, попробовавъ свою рюмку, закричалъ.
— Фи! какъ это отзывается пробкой!
— Да еще какъ прескверно! заворчалъ милордъ съ однимъ изъ своихъ обычныхъ ругательствъ:- зачмъ же никто изъ васъ ничего не сказалъ? Разв вы любите вино, отзывающееся пробкой?
За этимъ столомъ сидли такіе любезные гости, которые охотно выпили бы александрійскій листъ, если бы его сіятельство сказалъ, что любитъ его.
— Ваша мать была добрая душа, а отецъ кланялся какъ танцмейстеръ. Вы не похожи на него. Я почти всегда обдаю дома. Приходите когда хотите, Филиппъ, сказалъ онъ.
Это сообщалъ намъ Филиппъ въ своёмъ письм, а потомъ было намъ пересказано мистеромъ и мистриссъ Мёгфордъ, по возвращеніи ихъ въ Лондонъ.
— Его брали за руку знатные вельможи, говорилъ Мёгфордъ, а я завербовалъ его по три гинеи въ недлю писать письма въ «Пэлль-Мэлльскую газету».
И вотъ причина радостныхъ и торжественныхъ словъ моей жены. «Разв я теб не говорила?» Филиппъ сталъ ногою на лстницу; а кто былъ способне его взобраться на вершину? Когда счастье и нжная и любящая двушка ждали его тамъ, не-уже-ли онъ лишится мужества, не употребивъ всхъ усилій, или побоится влзать? У него не было боле искренняго доброжелателя какъ я, не было друзей, которые боле любили бы его, хотя многіе восхищались имъ боле меня. Но это были женщины по большей части; а женщины становятся такъ нелпы, несправедливы и пристрастны къ тмъ, кого он любятъ, когда т впадаютъ въ несчастье, что я удивляюся какъ мистеръ Филиппъ не потерялъ головы въ своей бдности при такихъ нжныхъ льстецахъ и обожательницахъ. Не-уже-ли вы будете ставить ему въ вину утшеніе, которое онъ извлекалъ изъ своего несчастья? Не одно сердце окаменло бы безъ воспоминаній о прошлыхъ огорченіяхъ, когда глаза, теперь неглядящіе, можетъ быть были полны сочувствія, а руки, теперь холодныя, были готовы утшать и помогать.
Глава XIX
КАКЪ ХОРОШО ВЪ ДВАДЦАТЬ ЛТЪ!
Т времена, о которыхъ мы пишемъ, т времена, когда Луи-Филиппъ былъ королёмъ, такъ были не похожи на ныншнія, что когда Филиппъ Фирминъ отправился въ Парижъ, тамъ ршительно было дёшево жить и Филиппъ жилъ очень хорошо по своимъ небольшимъ средствамъ. Филиппъ клянётся, что это время было самымъ счастливйшимъ въ его жизни. Онъ разсказывалъ впослдствіи объ избранныхъ знакомствахъ, которыя сдлалъ онъ. Онъ познакомился съ удивительными медицинскими студентами, съ художниками, которымъ не доставало только таланта и трудолюбія, чтобы стать во глав своей профессіи, съ двумя-тремя магнатами его профессіи, газетными корреспондентами, домъ и столъ которыхъ были открыты для него. Удивительно, какія политическія тайны узнавалъ онъ и передавалъ въ своей газет. Онъ преслдовалъ политиковъ того времени съ изумительнымъ краснорчіемъ и пыломъ. Стараго короля осыпалъ онъ безподобными остротами и сарказмами. Онъ разсуждалъ о длахъ Европы, ршалъ судьбу Франціи, нападалъ на испанскія бракосочетанія, распоряжался папою съ неутомимымъ краснорчіемъ.
— Полынная водка была моимъ напиткомъ, сэръ, разсказывалъ онъ своимъ друзьямъ. Она сообщаетъ чудное краснорчіе слогу. Господи! какъ я отдлывалъ этого бднаго французскаго короля видъ вліяніемъ полынной водки въ кофейной, напротивъ Биржи, гд я обыкновенно сочинялъ моё письмо! Кто знаетъ, сэръ, можетъ быть вліяніе этихъ писемъ ускорило паденіе бурбонской династіи! Мы съ Гиллиганомъ, корреспондентомъ Вка, писали наши письма въ этой кофейной и дружелюбно вели журнальную полемику.
Гиллиганъ корреспондентъ Вка и Фирминъ корреспондентъ Пэлль-Мэлльской Газеты были, однако, весьма маловажными особами среди корреспондентовъ лондонскихъ газетъ. Старшины ихъ въ современной пресс занимали прекрасныя квартиры, давали великолпные обды, бывали принимаемы въ кабинетахъ министровъ и обдали у членовъ Палаты депутатовъ. На Филиппа, совершенно довольнаго самимъ собою и свтомъ — на Филиппа друга и родственника лорда Рингуда — смотрли его старшины и начальники милостивымъ окомъ, которое обращалось не на всхъ джентльмэновъ его профессіи. Бднаго Гиллигана никогда не приглашали на обды, которые давали эти газетные посланники, между тмъ какъ Филиппъ принимался гостепріимно.
— У этого Фирмина такой видъ, съ которымъ онъ пройдетъ везд! признавался товарищъ Филя. — Онъ какъ-будто покровительствуетъ посланнику, когда подходитъ говорить съ нимъ.
Я не думаю, чтобы Филиппъ удивился, если бы министръ подошолъ говорить съ нимъ. Для него вс люди были равны, и знатные и ничтожные; и разсказываютъ, что когда лордъ Рингудъ сдлалъ ему визитъ въ его квартиру, Филиппъ любезно предложилъ ею сіятельству жаренаго картофеля, которымъ съ весьма обильнымъ количествомъ табаку, разумется, Филиппъ угощалъ себя и двухъ-трёхъ друзей, когда лордъ Рингудъ захалъ къ своему родственнику.
Не-уже-ли Филиппъ не могъ отыскать для себя ничего лучше занятія въ еженедльной газет? Нкоткрые друзья его досадовали на то, что Филиппъ считалъ счастьемъ для себя. Газетный корреспондентъ всю жизнь остается газетнымъ корреспондентомъ, а Филиппъ имлъ друзей въ свт, которые, если бы онъ захотлъ, могли помочь ему проложить себ дорогу. Такъ мы убждали его какъ будто-какія бы то ни было убжденія могли тронутъ этого упрямца, который привыкъ потворствовать самому себ.
«Меня нисколько не удивляетъ, писалъ Филиппъ къ своему біографу: „что вы думаете о деньгахъ. Вы имли то проклятое несчастье, которое разрушаетъ все великодушіе, порождаетъ эгоизмъ — небольшое состояніе. Вы получаете по третямъ нсколько сотъ фунтовъ и это жалкое содержаніе портитъ всю вашу жизнь: оно мшаетъ свобод мысли и поступковъ. Это длаетъ скрягой человка, который не лишонъ великодушныхъ побужденій, какъ мн извстно, мой бдный, старый Гарпаганъ, потому что не предлагали ли вы мн своего кошелька. Говорю вамъ: меня тошнитъ при мысли о томъ, какъ люди въ Лондон, особенно добрые люди, думаютъ о деньгахъ. Вы проживаете ровно столько, сколько позволяетъ вашъ доходъ. Вы жалко бдны. Вы хвастаетесь и льстите себя мыслью, что вы никому не должны; но у васъ есть кредиторы своего рода, такіе же ненасытные, какъ любые ростовщики. Вы называете меня безпечнымъ, мотомъ, лнтяемъ, потому что я живу въ одной комнат, работаю такъ мало: какъ только могу, и хожу въ дырявыхъ сапогахъ, а вы льстите себя мыслью, что вы осторожны, потому что вы занимаете цлый домъ, имете ливрейнаго лакея и даете съ полдюжины обдовъ въ годъ. Несчастный человкъ! Вы невольникъ, а не человкъ. Вы нищій, хотя живёте въ хорошемъ дом и носите хорошее платье. Вы такъ жалко благоразумны, что тратите для себя вс ваши деньги. Вы боитесь нанимать извощика. Куча безполезныхъ слугъ ваши безжалостные кредиторы, которымъ вы каждый день должны платить страшные проценты. Меня, съ дырявыми локтями, обдающаго за одинъ шиллингъ, называютъ сумасброднымъ, лнивымъ, беззаботнымъ… я уже не знаю чмъ, между тмъ какъ вы считаете себя благоразумнымъ. Какая жалкая обманчивая мечта! Вы бросаете кучу денегъ на безполезные предметы, на безполезныхъ горничныхъ, на безполезную квартиру, на безполезное щегольство и говорите: «бдный Филь! какой онъ лнтяй! какъ онъ безполезно тратитъ время! какимъ жалкимъ, безславнымъ образомъ онъ живетъ!» Бдный Филь также, богатъ какъ и вы, потому-что ему достаточно его средствъ и онъ доволенъ. Бдный Филь можетъ лниться, а вы не можете. Вы должны трудиться, чтобы содержать этого долговязаго лакея, эту поджарую кухарку, эту кучу болтливыхъ нянекъ и мало ли еще чего! И если вы желаете покоряться рабству и униженію, которыя неразлучны съ вашимъ положеніемъ — пересчитывать огарки, что вы называете порядкомъ — я сожалю о васъ и не ссорюсь съ вами. Но я желалъ бы, чтобы вы не были такъ нестерпимо добродтельны, не такъ спшили порицать меня и сожалть обо мн. Если я счастливъ, къ чему не вамъ безпокоиться? А если я предпочитаю независимость и дырявые сапоги? лучше ли это, чмъ поддаваться гнёту вашихъ отвратительныхъ условныхъ приличій и быть лишену свободы дйствія? Я жалю о васъ отъ всего моего сердца; и мн прискорбно думать, что эти прекрасныя, честныя дти — чистосердечныя и откровенныя пока — должны лишиться своихъ природныхъ добрыхъ качествъ по милости ихъ суетнаго отца. Не говорите мн о свт: я знаю его. Взгляните-ка на моихъ жалкихъ родственниковъ. Взгляните на моего отца. Я получилъ отъ него письмо, заключающее т ужасные совты, которые подаютъ фарисеи. Еслибы не для Лоры и дтей, сэръ, я искренно желалъ бы, чтобы вы разорились какъ любящій васъ — Ф. Ф.
P. S. О Пенъ! я такъ счастливъ! Она такая милочка! Я омываюсь ея невинностью, сэръ! я укрпляюсь ея чистотою. Я преклоняю колна передъ ея кроткой добротою и безвинностію. Я выхожу изъ моей комнаты и вижу её каждое утро до семи часовъ. Она любитъ васъ и Лору. И вы любите её? И когда я подумаю, что, полгода назадъ, я чуть было не женился на женщин безъ сердца! Ну, сэръ, слава Богу, что мой бдный отецъ истратилъ мои деньги и избавилъ меня отъ этой ужасной участи! Лордъ Рингудъ говорилъ, что я счастливо отдлался. Онъ называетъ людей англосаксонскими именами и употребляетъ очень сильныя выраженія; и о тётушк Туисденъ и о дяд Туисденъ, о дочеряхъ ихъ и о сын онъ говоритъ такъ, что я вижу, какъ врно осудилъ онъ ихъ.
P. S. № 2. Ахъ, Пенъ! какая она милочка! Мн кажется я самый счастливый человкъ на свт».
Вотъ что вышло изъ разоренія! Шалунъ, который, когда у него въ карман было много денегъ, былъ запальчивъ, повелителенъ, недоволенъ; теперь, когда у него нтъ и двухъ пенсовъ за душою, объявляетъ себя счастливйшимъ человкомъ на свт! Помнишь, моя милая, какъ онъ ворчалъ на наше бордоское и какія длалъ гримасы, когда за обдомъ у насъ было только холодное мясо? Шалунъ теперь совершенно доволенъ хлбомъ и сыромъ и слабенькимъ пивомъ — даже такимъ дурнымъ, какое продаютъ въ Париж.
Въ это время я увидался съ другомъ Филиппа, Сестрицею. Онъ писалъ къ ней время отъ времени. Онъ ей сообщилъ о своей любви къ миссъ Шарлотт, и мы съ женою утшили Каролину увреніемъ, что на этотъ разъ сердце молодого человка было отдано достойной владычиц. Я говорю утшили, потому-что это извстіе было печально для нея. Въ маленькой комнатк, которую она всегда держала наготов для него, онъ будетъ проводитъ безсонныя ночи и думать о той, кто для него дороже сотни бдныхъ Каролинъ. Она хотла придумать что-нибудь пріятное для молодой двушки. На Рождество миссъ Бэйнисъ получила чудно вышитый батистовый, носовой платокъ; на углу красовалась «Шарлотта». Это была лепта любви и нжности бдной вдовы.