Лейкин Николай Александрович
Шрифт:
— Я-то? Да кто-же въ эту игру играть не уметъ!
— Ну, вотъ, стало быть, иногда я съ тобой партію-другую сыграю…
— Что вы, баринъ! — улыбнулся Поліевктъ, насколько ему позволяла его сурово-строгая физіономія. — Мн-то ужъ кольми паче не слдуетъ съ вами играть.
— Отчего?
— Оттого, что вы именитый баринъ, а я слуга — и ничего больше. Не подобаетъ.
Камердинеръ покрутилъ головой.
— Сыграешь! — кивнулъ ему ласково Сухумовъ.
— Прикажете, такъ само собой долженъ повиноваться. Но вдь это даже смхъ въ люди сказать: баринъ съ своимъ слугой въ шашки!..
Сухумовъ налилъ себ жиденькаго чаю пополамъ съ молокомъ, но ему не пилось. Поліевктъ приготовлялъ ему постель и косился на него и на поставленную къ чаю холодную закуску. — Ваше высокородіе, Леонидъ Платонычъ, скушайте хоть что-нибудь, — сказалъ онъ наконецъ, — а то вдь срамъ сказать, хоть-бы окрупенились! Вдь докторъ веллъ гулять и кушать.
— Но если не хочется? Вдь сть безъ аппетита вредно…
— Да ужъ пару яичекъ-то всегда можно. А здсь яйца свжія… У управляющаго куры въ тепл и подъ печкой круглый годъ на кухн несутся.
— Пару яицъ я съмъ и молокомъ запью, но немного погодя. А покуда садись и сыграемъ дв партіи въ шашки.
Сухумовъ поднялся и перешелъ къ другому столу, гд была шашечница. Поліевктъ стоялъ смущенный.
— Что вы, баринъ… да разв это можно!
— Садись, садись… Отчего нельзя? — торопилъ его Сухумовъ. — Ужъ если, съ бариномъ въ одной комнат будешь спать, то отчего-же въ шашки не играть?
— Спать я буду, Леонидъ Платонычъ, для караула, такъ какъ вы больной человкъ во всемъ своемъ состав. Чтобы подать что-нибудь, услужить…
— Спать для караула, а въ шашки играть для развлеченія. Садись…
— Нтъ, я стоя-съ. Вы сидть извольте… а я стоя… Я не могу этого передъ бариномъ…
— Но если я теб приказываю. Вдь самъ-же ты говорилъ, что долженъ слушаться. Садись!
Поліевктъ покраснлъ и отвчалъ:
— Позвольте-съ… Но вдь вамъ все равно, если я стоя… Вдь для васъ та-же забава, а я и стоя могу.
Сухумовъ не возражалъ.
Были сыграны дв партіи въ шашки, при чемъ Поліевктъ все время двигалъ шашки, стоя у стола. Игралъ онъ отлично и то и дло предостерегалъ барина, говоря:
— Нтъ, такъ вамъ ходить нельзя… иначе я у васъ съмъ три шашки и сейчасъ-же стану въ дамки на генеральскій ходъ, и тогда вамъ крышка…
— Зачмъ-же ты это говоришь мн? Зачмъ предупреждаешь? Длай свое дло, играй, какъ слдуетъ, — сердился Сухумовъ.
Обязанъ вамъ длать удовольствіе. Вдь вы изволите играть для удовольствія. Нтъ, и такъ ходить нельзя! Если вы такъ сходите, то я васъ сейчасъ запру, и запру въ двухъ мстахъ.
— Запирай, запирай! Я все-таки такъ пойду, какъ хотлъ, — упрямился Сухумовъ и проигралъ.
Выпивъ на ночь молока и съвъ два яйца, Сухумовъ спалъ ночь относительно спокойно, хоть. и просыпался нсколько разъ. Всю ночь въ спальн его горла лампа малымъ огнемъ.
XIV
Ночью. Сухумовъ просыпался два раза посл двухъ сновидній. Ему снился праддъ его Игнатій Васильевичъ. Сухумовъ даже разговаривалъ съ праддомъ во сн и нисколько не пугался его. Праддъ видлся ему во сн какъ-бы живымъ. Онъ сидлъ передъ лежавшимъ Сухумовымъ и былъ въ томъ-же мундир Александра I, какъ и на портрет, сидлъ въ спальн на кресл около кровати и, подмигивая глазомъ съ щетинистой нависшей бровью, говорилъ:
— Я грудью свое и отечество отъ наполеоновскихъ полчищъ защищалъ, подъ Бородинымъ былъ тяжело раненъ, въ лазаретномъ гноищ почти безъ медицинской помощи рану свою залчилъ и прожилъ до глубокой старости, разгибая ради потхи лошадиныя подковы. Ну, а ты-то что, мой милый потомокъ? Цлое полчище врачей лчило тебя, когда ты захворалъ — и все-таки ты неврастеникъ, неврастеникъ, неврастеникъ. Ты еще не дожилъ до тридцати лтъ, а ужъ старикъ. Я старикомъ пятаки мдные сгибалъ, а теб, молодому человку, не раздавить въ рукахъ и грецкаго орха. Э-э-эхъ, ты!
И праддъ ударилъ его двумя пальцами по лбу.
Сухумовъ сейчасъ-же проснулся. Въ спальн горла лампа, на кушетк похрапывалъ камердинеръ Поліевктъ. Сухумовъ слъ на постели, приложилъ руку къ сердцу — сердцебіенія не было, пощупалъ пульсъ — пульсъ былъ ровный. Часы показывали три. Онъ сдлалъ нсколько глотковъ воды, легъ, обернулся къ стн и опять заснулъ.
Сонъ былъ съ продолженіемъ. Сухумову опять приснился праддъ. Онъ училъ его маршировать по двору, среди кучъ снга, а затмъ сталъ вынимать изъ кармана пятаки, гнулъ ихъ и передавалъ ему согнутыми. У Сухумова образовались дв пригоршни согнутыхъ пятаковъ, а праддъ все еще продолжалъ подавать ему пятаки. Пятаки посыпались изъ пригоршней на землю — и Сухумовъ опять проснулся.