Докторъ умолкъ. Онъ сдлалъ два-три всхрапка и опять заговорилъ:

— А портретъ вашего прадда и мн потомъ передъ моимъ отъздомъ покажите.

Черезъ минуту онъ спалъ. Задремалъ и Сухумовъ.

Когда они проснулись, ужъ смеркалось. Первымъ проснулся Сухумовъ, но онъ не всталъ съ постели, стараясь не разбудить доктора, лежавшаго обернувшись къ стн и насвистывавшаго носомъ.

Докторъ проснулся только тогда, когда часы стали бить пять часовъ.

— Фу! Никакъ мы проспали! — сказалъ онъ, откашливаясь. — Какая досада, что я забылъ распорядиться къ пяти часамъ закладывать лошадей. А вы, Леонидъ Платонычъ, поспали все-таки? — спросилъ онъ.

— Немножко.

— Ну, вотъ видите. Все-таки поспали. И немножко укрпляетъ нервы. Радъ за васъ. А мн пора хать. Будьте добры приказать закладывать лошадей. Я не знаю, гд у васъ звонокъ.

Докторъ сидлъ на кушетк и расправлялъ пальцами и приглаживалъ свою длинную косматую бороду.

Сухумовъ всталъ, позвонилъ и отдалъ явившемуся Поліевкту приказъ, чтобы ямщикъ закладывалъ.

— А портретъ-то вашего праддушки все-таки покажите мн, - вспомнилъ докторъ, надвая на себя сюртукъ, который снялъ передъ послобденнымъ отдыхомъ.

— Съ удовольствіемъ, но теперь темно, надо свчи зажечь, — отвчалъ Сухумовъ и его сердце такъ и екнуло.

Ему почему-то сдлалось страшно идти въ портретную. Но онъ пересилилъ себя, зажегъ свчи въ двухъ канделябрахъ, взялъ одну изъ нихъ и повелъ доктора въ комнату, гд среди другихъ портретовъ вислъ портретъ его прадда.

— Вотъ… — сказалъ съ замираніемъ сердца Сухумовъ, останавливаясь передъ портретомъ и стараясь не смотрть на него. — Вотъ это мой праддъ. Вчера мн показалось, что онъ подмигнулъ мн съ портрета и, представьте себ, докторъ, я, сознавая, что этого не можетъ быть, все-таки до того испугался, что мн сдлалось вотъ тутъ на этомъ мст дурно.

— Одиночество… и ничего больше. Опять-же были такъ настроены. Афектъ. Прямо афектъ. А вы старайтесь пріучать себя… Ободрять себя… ободрять и глядть, — бормоталъ докторъ, разсматривая портретъ. — Дайте-ка подсвчникъ-то.

Онъ взялъ у Сухумова канделябръ и, поднявъ его надъ головой, приблизилъ къ портрету.

Сухумовъ въ это время повернулъ голову и, почти весь дрожа, взглянулъ на портретъ — и вдругъ ему показалось, что портретъ и на этотъ разъ подмигнулъ и кивнулъ ему.

— Киваетъ! Киваетъ! Опять киваетъ! Докторъ! Онъ киваетъ! — нервно, не своимъ голосомъ закричалъ Сухумовъ, схватилъ доктора за руку и опустилъ свое лицо на его плечо.

Держа въ правой рук канделябръ, докторъ еле могъ удержать Сухумова на ногахъ лвой рукой, обхвативъ его за талію.

Галлюцинація Сухумова передъ портретомъ его прадда нсколько задержала отъздъ доктора, хотя лошади были уже и готовы. Докторъ остался еще на полчаса, чтобъ успокоить Сухумова. Онъ потребовалъ воды и поилъ ею Сухумова, слушалъ его пульсъ и говорилъ, покачивая головой:

— Однако, какъ нервы-то у васъ расшатаны! Основательно расшатаны. Но все-таки для поправки ихъ я вамъ не совтую ничего, кром воды и воздуха. Но портретъ васъ, очевидно, раздражаетъ, поэтому лучше вамъ не ходить въ ту комнату, гд онъ виситъ. Забудьте о ней и не ходите.

Обстоятельствомъ этимъ былъ удрученъ и Поліевктъ, принесшій воду. И онъ прибавилъ:

— Второй разъ все на одномъ мст такое происшествіе съ бариномъ. Вчера передъ портретами и сегодня. Словно эти портреты заколдованные какіе… Конечно-же, лучше не смотрть на нихъ.

Сухумовъ слушалъ и улыбался, стараясь прибодрить себя.

— А мн кажется, напротивъ… Мн непріятно смотрть на этотъ портретъ, но я нарочно долженъ смотрть на него, чтобы пріучать мои нервы, — проговорилъ онъ. — Вдь я очень хорошо понимаю, что портретъ не можетъ подмигивать, и не врю этому.

— Нтъ, погодите покуда. Пріучать будете себя ужъ потомъ, а покуда погодите, — стоялъ на своемъ докторъ. — Но главное, не оставайтесь на долго одинъ. Вы, Поліевктъ, вотъ что… — обратился онъ къ камердинеру. — Вы ложитесь сегодня на ночь здсь съ бариномъ. Одного его оставлять на ночь не слдуетъ. Да и вообще надо стараться, чтобъ кто-нибудь былъ при немъ.

— Да я, господинъ докторъ, и то предлагалъ, но баринъ не захотлъ. А сегодня я съ удовольствіемъ, — сказалъ камердинеръ.

Докторъ ухалъ.

Чувство необычайной тоски сжало грудь Сухумова посл отъзда доктора. Камердинеръ Поліевктъ топтался около него, пробовалъ заговаривать съ нимъ, но онъ отослалъ его. Онъ самъ сталъ топить каминъ, развелъ яркое пламя, освтившее спальню, но и это не помогло. Грусть давила ему грудь. Читать дневникъ бабушки онъ боялся. «Все вдь это съ дневника бабушки началось», — подумалъ онъ, позвонилъ Поліевкта и веллъ принести ему книги, привезенныя изъ Петербурга. Книги были связаны въ пачку. Сухумовъ развязалъ пачку и сталъ разбираться въ нихъ. Тутъ были сочиненія Тургенева, «Психологія» Гризингера, «Душа человка и животныхъ» Вунда, вообще, книги больше естественно-научнаго содержанія. Сухумовъ взялъ Вунда и принялся читать, но не читалось, и онъ закрылъ книгу.