И его сейчасъ-же потянуло въ портретную.

«Разв взять съ собой Поліевкта? — мелькнуло у него въ голов, когда онъ поднялся съ кресла, но онъ тотчасъ-же отбросилъ эту мысль, сказавъ себ:- Но вдь это-же будетъ смшно… Будто я ребенокъ… Будто мн нужна нянька»…

Сухумовъ даже улыбнулся и бодро отправился въ портретную.

И вотъ Сухумовъ въ портретной. Входя въ комнату, страха на этотъ разъ онъ не чувствовалъ никакого, хотя все-таки старался пріободрить себя, помня послдствія двухъ послднихъ приходовъ. Дабы не очутиться сразу передъ портретомъ прадда, онъ остановился передъ портретомъ старйшаго родоначальника ихъ фамиліи Платона Платоновича, служившаго еще при Екатерин II. Вышедши въ люди въ начал царствованія этой Государыни, тотчасъ посл переворота, изъ истопниковъ, Сухумовъ, не носившій тогда еще прибавленія къ своей фамиліи Подгрудскаго, занималъ нсколько гражданскихъ должностей, дослужился до крупнаго чина, впалъ въ немилость и ухалъ въ пожалованное ему помстье. Про этого родоначальника сохранились извстія, что онъ былъ красавцемъ. Онъ и на портрет былъ еще красивымъ пожилымъ мужчиной. На Сухумова смотрло съ портрета дышащее розовымъ румянцемъ полное, тщательно выбритое, лицо съ ямочкой на подбородк. Фигура была также полная, хорошо упитанная, въ атласномъ шитомъ мундир со звздой. Изъ-подъ напудреннаго парика смотрли темныя густыя брови и веселые срые глаза. Портретъ былъ очень хорошей работы. Лицо съ крупными губами, какъ и у всхъ Сухумовыхъ, носило чувственный характеръ. Изъ записокъ со временниковъ Сухумовъ зналъ, что этотъ родоначальникъ ихъ фамиліи былъ женолюбивъ и имлъ у себя въ деревн цлый гаремъ изъ дворовыхъ двушекъ. Сухумовъ и сейчасъ вспомнилъ объ этомъ и сказалъ себ:

«Вотъ и половая невоздержность передо мной, въ которой теперь врачи ищутъ причины неврастеніи, а неврастеникомъ онъ не былъ, пользовался хорошимъ здоровьемъ и умеръ въ глубокой старости. Это опять-таки изъ записокъ извстно. А я-то?.. Разв я жилъ такъ?..»

Онъ зажмурился и покрутилъ головой.

«А сколько выпито-то было имъ разныхъ настоекъ, наливокъ, рейнскихъ и бургонскихъ винъ!» — подумалъ онъ, переходя къ другимъ портретамъ.

Пройдя мимо нсколькихъ мужскихъ и женскихъ портретовъ. Сухумовъ остановился передъ портретомъ прапрадда въ морскомъ мундир съ тоненькой, загнутой кверху дугой, косичкой парика, прапрадда служившаго въ царствованіе Павла I, и даже прислъ передъ портретомъ на кресло и долго смотрлъ на него издали. Его радовало, что разсматриваніе портретовъ, не производитъ на него чувство страха. Портретъ прапрадда спокойно смотрлъ на него изъ рамки, хотя Сухумовъ и подзадоривалъ его, мысленно говоря:

«А ну-ка мигни, кивни».

«И этотъ вдь дло длалъ, тоже выдвинулся на своемъ поприщ… Фрегатомъ командовалъ, гд-то боевое непріятельское судно потопилъ… Былъ массономъ… Однимъ словомъ, слдъ по себ оставилъ… умеръ не безслдно… — разсуждалъ Сухумовъ про прапрадда и тотчасъ-же перенесъ мысль на себя и задалъ вопросъ:- «Ну, а я-то что? Какой я слдъ по себ оставлю?»

Но вотъ и портретъ прадда, который такъ его пугалъ. Его освщалъ лучъ солнца, пробравшійся сквозь занавску окна. Сухумовъ не безъ трепета переслъ на другое кресло, находившееся ближе къ портрету и бодрилъ себя, стараясь думать о трудности носить такой высокій стоячій воротникъ, который былъ написанъ на портрет.

«И зачмъ это? Къ чему нужно было затруднять человка такой форменной одеждой»? — спрашивалъ онъ самъ себя, не отводя глазъ отъ портрета.

Портретъ не шевелился и не кивалъ.

Сухумовъ торжествовалъ.

— Вдь добился таки я! Все-таки добился, что никакой галлюцинаціи не было. Нтъ, тутъ нужна сила воли! И я поборолъ себя! — произнесъ онъ вслухъ и радостно вышелъ изъ портретной.

Его встртилъ камердинеръ. Онъ подкарауливалъ Сухумова.

— Ай, ай, ай! — покачалъ онъ головой. — Не бережете вы себя! Вдь господинъ докторъ запретилъ вамъ ходить въ портретную, а вы ходили. Грхъ вамъ, Леонидъ Платонычъ.

— Ну, ну… Оставь пожалуйста… Не твое дло… — остановилъ его Сухумовъ. — Ходилъ, смотрлъ и ничего не случилось. Стало-быть пріучилъ себя, пріучилъ свои нервы, и они сдлались крпки.

Сухумовъ совсмъ повеселлъ посл этой пробы своихъ нервовъ. Два случая бывшихъ съ нимъ галлюцинацій угнетали его. Онъ понималъ, что это уже начинался психозъ. Посл посщенія портретной, онъ опять гулялъ по двору, не безъ аппетита позавтракалъ, легъ отдохнуть, но заснуть не могъ и похалъ кататься по деревн, велвъ запречь себ лошадь въ сани.

Правилъ Сухумовъ лошадью самъ, не взявъ съ собой работника. Вотъ занесенное снгомъ село съ хилыми покривившимися избами крестьянъ. Соломенныя крыши и навалившійся на нихъ толстый слой снга длаетъ ихъ похожими на грибы. Какъ и всегда, два-три новыхъ дома мстныхъ богатевъ съ мезонинами, съ зелеными ставнями. Кое гд около воротъ обледенлыя водопойныя колоды для прозжающихъ, ребятишки съ салазками, мальчики въ нахлобученныхъ на глаза шапкахъ съ отцовскихъ головъ и въ неимоврныхъ большихъ валенкахъ, въ каждую изъ которыхъ умстится три дтскихъ ноги; двочки-подростки съ грудными ребятишками за пазухой полушубковъ, взрослыя двушки съ деревянными ведрами на коромыслахъ. Морозъ былъ легкій. Выглянувшее солнце длало снгъ ослпительнымъ.

Сухумовъ прохалъ до конца села, на которомъ находилась пятиглавая церковь съ синими куполами и золочеными крестами на нихъ. При церкви погостъ и домикъ священника. Около церкви площадь и училище. На этой-же площади домъ съ мелочной лавочкой и чайной. У чайной колоды для лошадей, насорено сномъ, соломой и навозомъ, стоятъ нсколько крестьянскихъ подводъ и важно разгуливаетъ козелъ. Мелочная лавочка съ расписными чайниками и чашками на окнахъ, на выставленныхъ въ рядъ рюмкахъ лежатъ лимоны, крыльцо увшано иллюстрированными въ краскахъ картонами объявленій о папиросахъ и мыл и болтается полотнище краснаго ситца, висятъ связки кнутовъ и баранокъ. Сухумовъ халъ мимо лавки шагомъ, увидалъ баранки и ему сильно захотлось купить ихъ къ чаю. Прохавъ съ полъ-версты за лавку, онъ тотчасъ-же обернулъ лошадь и, вернувшись къ лавк, тотчасъ-же остановился около нея. На крыльцо къ санямъ его тотчасъ-же выбжалъ самъ мелочной лавочникъ, сдобородый старикъ въ полинявшей до желтаго цвта котиковой шапк, въ валенкахъ и полушубк, завшанномъ спереди передникомъ. Онъ узналъ Сухумова, хотя до сихъ поръ нигд его и не видалъ, а только слышалъ вчера о немъ отъ управляющаго Сидора Софроновича.

— Здравствуйте, батюшка Леонидъ Платонычъ! Какъ здоровьице ваше, Леонидъ Платонычъ? — кланялся онъ, снявъ шапку и обнаживъ лысую голову. — Вы за саночками-салазочками къ намъ, батюшка? Препроводили ужъ мы къ вамъ ихъ, препроводили. Управляющій вчерась сказалъ, а мы и препроводили. Катайтесь на здоровье, милостивецъ!

Сухумовъ недоумвалъ, о какихъ санкахъ говоритъ лавочникъ, и только потомъ вспомнилъ, что дло идетъ о санкахъ, которыя ему общался раздобыть управляющій, чтобы кататься съ горы…