Уиравляющій положилъ на столъ шашечную доску и осторожно опустился на кончикъ стула.

— Курить не хотите-ли? Вдь вы курите? — предлагалъ ему Сухумовъ, подвигая коробку папиросъ и садясь противъ него.

— Благодаримъ покорно, — продолжалъ церемониться старикъ. — Зачмъ-же это я буду курить при господахъ! Я успю… Да и вообще я только трубку и на воздух…

— Курите трубку, если вы привыкли къ трубк.

Но управляющій остался непреклоненъ. Онъ разставлялъ шашки на шашечной доск.

Вошелъ Поліевктъ съ двумя зажженными лампами и злобно посмотрлъ на сидящаго управляющаго.

Въ шашки Сухумовъ игралъ плохо. Сыгравъ съ управляющимъ четыре партіи и проигравъ ему, Сухумовъ передъ чаемъ отправился, какъ предписалъ докторъ, гулять на дворъ. Ночь была тихая, небо — чистое, кокетливо мигали звзды, ярко выдлялось созвздіе Большой Медвдицы, вырисовывая фигуру кастрюли съ ручкой. Управляющій сопровождалъ Сухумова. Опять залаялъ большой кудластый песъ, умолкъ и, завилявъ хвостомъ, сталъ ласкаться. Какъ-бы подражая ему, затявкалъ щенокъ и тоже выбжалъ откуда-то.

Сухумовъ и управляющій ходили по двору. Сухумовъ жадно вбиралъ въ себя свжій морозный воздухъ и смотрлъ на небо.

— Ночь-то какъ хороша! А какая красота на неб! И тишина!.. Вдь вотъ въ Петербург нтъ такихъ ночей. Въ немъ, застроенномъ большими домами и освщенномъ электричествомъ, не видать звздъ, — сказалъ онъ. — Разв черезъ Неву на острова подешь. Но и тамъ, главнымъ образомъ, видишь зарево отъ электрическихъ фонарей. Вы бывали въ Петербург, Сидоръ Софронычъ? — спросилъ онъ управляющаго.

— Не трафилось-съ. Въ Москв былъ, когда на военной служб состоялъ, — отвчалъ управляющій. — Проходили мы черезъ Москву и ночевали въ казармахъ у Красныхъ воротъ гд-то. А въ Петербург не трафилось. Судя по описаніямъ и разсказамъ, Петербургъ — одно великолпіе.

— Почва, вода и воздухъ, въ немъ очень испорчены, поэтому его можно сравнить съ роскошнымъ гробомъ.

— Что вы! — удивился управляющій. — Говорятъ, электричество такъ блещетъ, что на улицахъ читать можно.

— Это-то врно, но очень гнилой, нездоровый городъ. Созвздіе Медвдицы-то какъ красиво! — любовался Сухумовъ, продолжая смотрть на небо. — Вы знаете названіе звздъ?

— Слыхалъ я, что и Львомъ зовутъ, и Тигромъ, и Скорпіономъ, и Псомъ, и Венерой, но думаю, что все это язычество.

— Отчего такъ? То-есть какъ это?..

— А такъ-съ, что въ звздахъ должны ангелы небесные жить, херувимы и шестикрылые серафимы. И живутъ, и взираютъ на насъ… Звзда — это ангельскій домъ. А тутъ про зврей говорятъ. Тигръ, Крокодилъ, Медвдица… А Венера и Марсъ — прямо язычество. Вдь это боги нечестивые… Да ихъ и нтъ на свт, и не было. Все это обманъ.

— Гмъ… А вы имете понятіе о звзд и ея величин? — спросилъ Сухумовъ. — Самая малая изъ нихъ въ сотни разъ больше нашей земли.

Управляющій отвтилъ не вдругъ.

— Хоть вы и господинъ нашъ и баринъ ученый и я долженъ вамъ врить, но врить этому не могу, — сказалъ онъ. — Позвольте… Кто это могъ измрить? Какъ?

— Наука… ученые люди… астрономы… А какъ — путемъ инструментовъ и исчисленій…

Сухумовъ, понявъ міросозерцаніе управляющаго, не сталъ больше разубждать его въ немъ. Да и управляющій перемнилъ разговоръ.

— Завтра съ утра гору ледяную вотъ здсь строить вамъ начнемъ, а къ вечеру она готова будетъ, — проговорилъ онъ. — Къ вечеру и саночки для васъ приготовимъ.

Затмъ они ходили по двору молча, пока Сухумовъ не сказалъ, что ему домой пора. Онъ сталъ звать управляющаго чай пить и закусить, но тотъ отказывался, очевидно чувствуя не по себ эту компанію. Сухумовъ не настаивалъ, но сказалъ:

— А ужъ въ шашки прошу васъ каждый день заходить ко мн играть. Все-таки это будетъ мн маленькимъ развлеченіемъ.

— Слушаю-съ… Но вы плохо играете, обыгрывать-то мн васъ совстно. Покойной ночи, кудрявыхъ сновидній желаю вамъ… — поклонился управляющій.

Они разстались.

Войдя къ себ въ-спальню, Сухумовъ сказалъ камердинеру:

— Второй приборъ можно убрать. Не захотлъ онъ ко мн зайти чаю напиться.

Камердинеръ просіялъ.

— Уразумлъ таки! Понялъ, что не компанія… — пробормоталъ онъ.

Сухумовъ покачалъ головой, улыбнулся, смотря на камердинера, и проговорилъ:

— Ты, кажется, милый мой, ревнуешь меня къ нему.

— Что мн ревновать!.. Ревновать мн нечего. Вы не дамскій полъ. Прикажете туфельки и халатикъ подать?

— Ну, давай, давай… Что ужъ съ тобой длать! Не хочется мн раскисать-то въ халат. Въ халат ужъ очень раскисаешь. А докторъ веллъ бодриться, моціонъ длать. Ну, а ты, Поліевктъ, умешь въ шашки играть? — спрашивалъ онъ камердинера, переодваясь въ халатъ.