— Каюсь, докторъ, жестоко каюсь, но вдь ужъ что было, того не вернешь, — отвчалъ Сухумовъ. — Со вчерашняго дня я въ отчаяніи, что все это такъ произошло.

— Отчаиваться нечего, потому что, я увренъ, дло тутъ поправимое. Подете къ Тиховздоховымъ на погостъ и просто, безъ прикрасъ и вывертовъ, съ ней объяснитесь. Она будетъ видть, что намреніе ваше твердо, непоколебимо относительно женитьбы и съ восторгомъ протянетъ вамъ руку. Вдь не можетъ-же быть, чтобы она не увидла здсь своего счастія. А произошло все это отъ ея опять-таки необычайной скромности.

— Вы думаете? — шепталъ обрадованный и совсмъ расцвтшій Сухумовъ.

— Конечно же… А этотъ ея наивный поступокъ долженъ только удорожить ее въ вашихъ глазахъ. Вы только подумайте, какая скромность! Вдь это все изъ скромности.

Ршено было, однако, такъ, что Сухумовъ, подетъ не сегодня къ Раис, а завтра въ Крещенье.

— Неудобно сегодня, хоть-бы и подъ вечеръ похали! — говорилъ докторъ. — что вамъ за охота нюхать у нихъ кухонный запахъ варящейся кислой капусты и постнаго масла? Отца Рафаила не будетъ до ночи дома. Да и семь-то не до того… Ни васъ принять съ почетомъ, ни угостить чаемъ. Застанете неизмнное наканун большого праздника поломойство.

И отцу Рафаилу докторъ совтовалъ ничего объ этомъ не говорить раньше объясненія съ Раисой, когда тотъ явится къ нему сегодня съ крестомъ и святой водой.

— Зачмъ? Съ какой стати его предупреждать и въ это дло ввязывать? — разсуждалъ докторъ. — Переговорите съ Раисой, ршите, тогда и объявляйте семь. Пусть они ахаютъ и охаютъ во всю и звонятъ по узду. Вдь ваша женитьба заставитъ говорить весь уздъ.

Сухумовъ согласился съ докторомъ.

Позавтракавъ вплотную, докторъ ухалъ, сказавъ на прощанье:

— Ну, счастливо вамъ… Но все-таки увдомьте о благополучномъ результат. Неблагополучнаго, по-моему, не можетъ быть.

— Самъ пріду сообщить, если все кончится хорошо. Съ ней вмст пріду, — весело проговорилъ Сухумовъ, крпко пожимая руку доктора.

Часу во второмъ съ колокольни сельской церкви стали звонить. Слабый звонъ небольшого колокола еле доносился до Сухумова, но онъ все-таки услышалъ его.

«Служба идетъ, а Раиса поетъ на клирос… - подумалъ онъ и миловидный образъ ея замелькалъ передъ его глазами. Его такъ подмывало хать въ церковь, чтобы увидать Раису, но онъ удержался. — Завтра, завтра», — повторялъ онъ мысленно.

Часу въ четвертомъ подъхали сани къ подъзду Сухумова и изъ нихъ вышли отецъ Рафаилъ съ дьякономъ. Отецъ Рафаилъ былъ съ крестомъ въ одной эпитрахили, дьяконъ безъ всякаго облаченія съ кувшиномъ крещенской воды. Пропли крещенскій тропарь и кондакъ празднику, обошли вс жилыя комнаты и крестообразно кропили водой стны. Отецъ Рафаилъ привычной рукой ловко размахивалъ кропиломъ. Сухумовъ ходилъ сзади и соображалъ сколько дать отцу Рафаилу за посщеніе. Теперь онъ уже стснялся ему дать, какъ будущему родственнику, пять рублей, какъ онъ это сдлалъ за визитъ на Рождеств.

«Дамъ десять — будущій родственникъ, дядя будущей жены», — мелькнуло у него въ голов и въ конц концовъ онъ сунулъ ему въ руку три пятирублевыхъ золотыхъ. Священникъ поблагодарилъ и опустилъ деньги въ карманъ.

— Супруга ваша Настасья Сергвна здорова-ли, семейство ваше, Раиса Петровна? — спросилъ Сухумовъ изъ учтивости.

— Благодареніе Богу, вс въ благополучномъ здравіи, но тесть-старикъ изводитъ. На дняхъ чуть не сжегъ насъ при своей старческой глупости. Задумалъ при восковомъ огарк требникъ читать и задремалъ, — началъ отецъ Рафаилъ свою обычную жалобу на тестя, но Сухумовъ его перебилъ и затушевалъ повствованіе о проказахъ старца.

— Давно у васъ не бывалъ и не видалъ семьи, кром Раисы Петровны. Все сбираюсь пріхать.

— Такъ милости просимъ… Всегда рады и за особенную честь считаемъ, — поклонился священникъ.

— Завтра пріду, въ Крещенье, — объявилъ Сухумовъ.

— Будемъ ожидать съ восторгомъ. Теперь уже на постный пирогъ не попадете… Мясодъ… А у жены есть поросеночекъ заливной… Со сметанкой отлично… А поросенокъ самъ такой, что твои сливки!

— Нтъ, уже я пріду посл вашего обда, когда вы отдохнете и проснетесь. Чайку попить пріду.

— И то дло… И на этомъ будемъ благодарны… Съ вареньицемъ… Съ преженцами… Попадья моя преженцы отлично печетъ. Завтра дома, вс дома. Сегодня похожу по приходу… Завтра рано утречкомъ продусь къ мельничих съ водой да къ прасолу Ивану Иннокентьичу, а затмъ отдыхать буду. Очень радъ… Прошу покорно… Пожалуйте…

И отецъ Рафаилъ, низко кланяясь, удалился, сопровождаемый Сухумовымъ до передней.

«Дядя жены… И всегда будетъ жить подъ бокомъ… Попадья Настасья Сергвна — тетка… Престарлый отецъ Григорій — ддушка… Родня»… проносилась у Сухумова въ голов, когда двери за священникомъ закрылись, и онъ вдругъ почувствовалъ, что что-то неловкое шевельнулось въ его груди. Но передъ нимъ возсталъ миловидный образъ Раисы и все затушевалъ. Сухумовъ тотчасъ-же утшилъ себя, мысленно ршивъ: «Впрочемъ, ужъ если очень мшать будутъ, можно хлопотать о перевод отца Рафаила на лучшее мсто. Онъ даже говорилъ мн о какомъ-то приход, въ который онъ стремится. Будемъ хлопотать… Обращусь къ моей тетк княгин… Она по этой части сильна, у ней есть много знакомыхъ архіереевъ… Когда прізжаютъ въ Петербургъ, всегда у ней чай пьютъ и свжую икру кушаютъ. Вотъ она и попроситъ… Переведутъ… Но вдь это въ крайности… Если мшать будутъ, — разсуждалъ про себя Сухумовъ. — Если отецъ Рафаилъ будетъ для меня неудобенъ»…