— Жениться надо! Иначе это не жизнь, а одиночное заключеніе!

Слдующимъ днемъ было воскресенье. Приходился канунъ Крещенскаго сочельника. Сухумовъ все еще не видлся съ Раисой съ кануна Новаго года. Тоска на него напала ужасная.

Онъ буквально не находилъ себ мста. Ему не читалось, ничего не хотлось длать. Сеансы моціона не исполнялись имъ и у него даже пропалъ аппетитъ. Онъ тосковалъ о Раис, а къ священнику хать считалъ почему-то неудобнымъ и все ждалъ ее къ себ.

«Сердится, сердится, — повторялъ онъ про себя съ грустью. — Теперь ужъ, можетъ быть, я встрчу отъ нея и враждебныя ко мн отношенія».

У Сухумова появились даже неврастеническіе припадки, совсмъ было уже исчезнувшіе. Вчера онъ рано легъ спать, но долго не могъ заснуть. Началось сердцебіеніе и онъ, не взирая на запретъ доктора, прибгнулъ къ пріему валерьяновыхъ капель съ экстрактомъ ландышей, дабы успокоить себя.

Утромъ въ воскресенье онъ ршилъ на нейтральной почв увидться съ Раисой и похалъ въ церковь къ обдн. Разсчитывая, что она поетъ на клирос въ хор учениковъ учителя Иванова, онъ протискался сквозь толпу мужиковъ, невыносимо пахнувшихъ полушубками и прогорклымъ масломъ, которымъ были смазаны ихъ головы, и всталъ передъ самыми царскими вратами, заглядывая на клиросъ, но Раисы на клирос не было.

«Опять незадача! — проскрежеталъ онъ зубами. — Больна она, что-ли?»

Сухумовъ пріхалъ къ концу обдни. Отецъ Рафаилъ, завидя его изъ алтаря, тотчасъ-же выслалъ ему большую просфору со сторожемъ. Принявъ просфору, Сухумовъ далъ ему нсколько мелочи на чай и спросилъ:

— А матушки Настасьи Сергвны здсь въ церкви нтъ?

— Въ своемъ излюбленномъ уголк стоять изволятъ, около свчной выручки, — почтительно отвчалъ сторожъ.

— А Раиса Петровна?

— Племянницы нтъ-съ. Племянница не пожаловала.

— Больна она?

— Не слыхать было, чтобы больны. Нтъ-съ… Вчера вечеромъ он къ учителю ходили. Я видлъ.

«Прозвалъ, ворона! Вотъ когда надо было мн къ учителю-то създитъ, а я дома сидлъ и мучился», — выбранилъ Сухумовъ себя мысленно, постоялъ еще минуты три въ церкви и тотчасъ-же ухалъ домой.

«Господи, хотя-бы докторъ явился, хоть-бы дуракъ учитель Ивановъ пришелъ! Все-таки мн не было-бы такъ тяжело», — думалъ онъ, садясь за столъ завтракать.

Посл завтрака, чтобы хоть сколько-нибудь разсяться, онъ ршилъ създить къ предсдателю уздной земской управы Родимцеву съ визитомъ и познакомиться, для чего веллъ приготовить лошадей. Лошади были совсмъ уже готовы и позвякивали бубенчиками около крыльца, какъ въ спальню къ Сухумову вошелъ старикъ-камердинеръ и доложилъ, улыбаясь:

— Вы со двора, а къ вамъ гостья… Вотъ и помшаютъ вашему катанью.

Сухумова сразу ударило въ краску и онъ вздрогнулъ.

— Кто такая? — быстро спросилъ онъ.

— Да поповская племянница. Прикажете принять?

— Да конечно-же! Разв можно объ этомъ спрашивать! Зови, зови скорй! — закричалъ Сухумовъ и самъ бросился навстрчу Раис, съ которою столкнулся въ прихожей. — Милая моя, добрая, хорошая! Какъ я радъ васъ видть! Пойдемте, пойдемте скорй въ кабинетъ! — восклицалъ онъ радостно, забывъ, что тутъ стоитъ Поліевктъ, схватилъ Раису за об руки и повелъ ее изъ прихожей въ комнаты.

«Одна? Зачмъ-же одна? Отчего не съ Ивановой»?

Онъ былъ въ восторг и не зналъ, что говорить. А въ голов его мелькало: «забыла… не сердится на поцлуй… Иначе-бы не пришла»…

— Вы одна? — задалъ онъ вопросъ Раис.

— Одна, — отвчала она спокойно, снимая съ головы пуховый платокъ и шапочку и кладя ихъ на столъ.

— Голубка моя! И не побоялась придти ко мн, дерзкому! — восторгался Сухумовъ.

— Чего-же мн бояться-то?.. Если за прошлый разъ, то вдь вы ужъ дали общаніе, что загладите свою вольность и будете скромнымъ. Что-же, я врю вамъ…

«Вотъ какъ она поняла мое выраженіе „заглажу!“ — пронеслось у него въ голов. — Да это ангелъ по своей наивности и простот! А я-то, я-то мучился и длалъ догадки!..»

— Садитесь… Садитесь пожалуйста… Раисочка… Вотъ здсь въ кресл будетъ удобне… — предлагалъ ей Сухумовъ, усаживая въ спокойное кресло и спросилъ:- Вы не разсердились, что я васъ такъ фамильярно назвалъ Раисочкой?!

— Какъ ни зовите, лишь хлбомъ кормите, — дала она отвтъ тривіальной поговоркой.

— Ахъ, прелесть моя! Но, вдь, вы хотли съ Ивановой придти?

— Иванова не пошла. Къ нимъ пріхалъ гость къ обду — учитель изъ Смертина.

— Чмъ васъ угощать? Кофею, чаю, шоколаду? — предлагалъ Сухумовъ.

— Да ужъ угощать, такъ угощайте шоколадомъ, если есть у васъ. Я его очень люблю…

И сказано это было такъ просто, такъ естественно, что поражало Сухумова.

— Все есть, все! Отличное печенье есть! — воскликнулъ Сухумовъ и нажилъ кнопку электрическаго звонка, чтобы вызвать камердинера, не замтя, что тотъ еще продолжалъ стоять въ дверяхъ.