— Спиртъ… алкоголь… А алкоголь онъ считаетъ для меня ядомъ… Да и вообще…

— Ну, много-ли тамъ спирту!

— Нтъ, я прибавила и спирту… — созналась попадья. — Ягода-то водянистая, она очень ужъ разжилила водку, такъ я спирту…

— А мн каждая капля спирта вредна, — говорилъ Сухумовъ.

Отецъ Рафаилъ улыбнулся и сказалъ:

— Хорошій онъ человкъ докторъ Кладбищенскій, и лкарь онъ хорошій, и рука у него легкая… Нашъ братъ семинаристъ онъ, но очень ужъ на водку нападаетъ. А иногда водка и исцляетъ.

— Онъ, какъ лкарство, ее признаетъ… Да, признаетъ… Но въ рдкихъ случаяхъ.

Сухумовъ говорилъ, а самъ думалъ о Раис.

«Когда-же я съ ней объяснюсь? Когда-же я сдлаю ей предложеніе? Хозяева меня совсмъ заполонили», — мелькало у него въ голов.

Онъ допилъ свой стаканъ чаю.

— Еще стакашекъ? Теперь съ клубничнымъ вареньемъ или съ медкомъ? — заговорила матушка-попадья, видя, что стаканъ пустъ.

А ужъ изъ сосдней комнаты въ это время показалась Раиса съ подносомъ и подошла къ столу, чтобы взять пустой стаканъ гостя.

Сухумовъ не вытерплъ. На лиц его изобразилось страданіе и онъ поднялся съ дивана.

— Простите, пожалуйста, отецъ Рафаилъ, но я долженъ переговорить съ Раисой Петровной, — сказалъ онъ. — Я за тмъ къ вамъ и пріхалъ.

— Съ ней? — удивленно спросилъ священникъ. — Говорите, говорите.

Попадья тоже широко открыла недоумвающіе глаза.

— Можетъ быть, вы хотите съ ней по секрету, такъ намъ слдуетъ уйти? — сказала она.

— Нтъ, Настасья Сергвна. Какой тутъ секретъ. Все равно вы должны узнать. Но я хочу кончить, чтобы знать — да или нтъ. Раиса Петровна, могу я?.. Я пріхалъ возобновить нашъ прежній разговоръ, который происходилъ съ вами у меня дома третьяго дня, но сегодня уже на оффиціальной почв. Помните?

Раиса стояла блдная и на глазахъ ея показались слезы. Она хотла что-то сказать, но не могла.

Сухумовъ вышелъ изъ-за переддиваннаго стола и взялъ ее за руку, повыше кисти. Она опустила подносъ и держала его за одно ушко другой рукой.

— На дв-три минуты… А затмъ разговоръ будетъ общій, — проговорилъ Сухумовъ.

Не выпуская ея руки, онъ отвелъ ее отъ стола въ противоположную сторону комнаты, къ окну, гд стоялъ трельяжъ и завивался запыленный, темнозеленый плющъ, цпляясь по карнизу къ простнку надъ зеркаломъ и спускаясь оттуда внизъ длинной плетью.

Раиса повиновалась. У трельяжа она остановилась.

— Вы помните нашъ разговоръ?.. Помните вопросы, которые я вамъ задавалъ? Пошли-бы вы или не пошли за меня замужъ? — спрашивалъ тихимъ голосомъ Сухумовъ. — Вы тогда почему-то приняли ихъ за дерзкую шутку, за, за…

Нижняя челюсть у него тряслась, когда онъ говорилъ. Онъ волновался, перевелъ духъ и закончилъ:

— И вотъ сегодня я уже оффиціально пріхалъ просить вашей руки… Просить быть моей женой…

Раиса заплакала еще сильнй. Она до того взволновалась, что не могла говорить и стояла потупившись. Въ это время къ ней изъ сосдней комнаты подбжалъ маленькій сынишка священника и, теребя ее за юбку, говорилъ:

— Раиса! Что-жъ ты пропала! Что-жъ ты не идешь намъ чай наливать! Мы выпили и еще хотимъ чаю!

— Пошелъ прочь, Павля! Оставь Раису! Оставь ее! — кричала попадья на сына и видя, что тотъ не слушается, быстро вскочила съ кресла, оттащила его и дала подзатыльникъ, прибавивъ:- Неслухъ! Негодный мальчишка…

Ребенокъ заревлъ, направляясь въ другую комнату.

Сухумовъ нсколько смутился, но продолжалъ:

— Раиса! Добрая и милая моя Раиса, хотите вы… согласны вы… желаете вы… можете вы полюбить меня и сдлаться моей женой… выйти за меня замужъ, отдать мн сердце… протянуть руку на жизненный путь?

Онъ искалъ словъ для объясненія и. нанизывалъ т, которыя приходили на умъ.

Она вскинула на него полные слезъ глаза и отвчала такъ-же безсвязно, подыскивая слова:

— Ахъ, Боже мой! Боже мой… Что вы говорите! Что вы спрашиваете! Да конечно-же, конечно-же, если вы въ серьезъ… Теперь я вижу, что вы серьезно… Но прошлый разъ, клянусь вамъ, я думала, что вы въ шутку, что вы въ насмшку, что вы… Ахъ, Господи, да могла разв я ожидать такого счастія! Врить въ такое, такое…

Раиса зарыдала. Сухумовъ опять схватилъ ее за руку и прижалъ эту руку къ своей груди, бормоча несвязно:

— Простота моя… ангельская простота… чистая сердцемъ, скромная голубка… Я врю вамъ, врю, что вы это изъ скромности сомнвались, и тмъ дороже вы для меня черезъ это… Вы цны себ не знаете… А я сразу васъ оцнилъ и полюбилъ. Да, полюбилъ… Вы золото, драгоцнный жемчугъ… Врите вы мн теперь, врите?

— Врю… — прошептала Раиса, продолжая всхлипывать и не отнимая руки.

— И согласны, мой драгоцнный. алмазъ, мой лучезарный ангелъ?.. Согласны быть моей спутницей на жизненномъ пути? — продолжалъ Сухумовъ.