— Со-огласна. Угодники Божіи, да разв я могу быть не согласна!

— Ну, пойдемте рука-объ-руку… Будемъ жить другъ для друга!

Сухумовъ приблизилъ ея руку къ своимъ губамъ и поцловалъ ее въ ладонь.

Когда онъ обернулся къ супругамъ Тиховздоховымъ, т уже встали съ своихъ креселъ и смотрли на нихъ. Попадья стояла совсмъ растерянная и слезливо моргала, длая какіе-то жесты мужу. Отецъ Рафаилъ то обдергивалъ широкій шитый гарусомъ поясъ подрясника, распахивалъ рясу, то, растопыривъ пальцы рукъ, зачесывалъ ими назадъ свои жиденькіе волосы.

— Теперь можемъ объявить и вамъ о нашихъ переговорахъ и ршеніи, — тверже и уже веселе сказалъ Сухумовъ, бросивъ слезливый, ноющій тонъ.

Онъ взялъ заплаканную Раису подъ руку и съ нкоторой торжественностью подвелъ ее къ супругамъ Тиховздоховымъ.

— Поздравьте… Мы женихъ и невста… — вырвалось у него.

— Да ужъ слышали, слышали сейчасъ… — вырвалось у отца Рафаила. — Но, Боже милостивый, это такъ неожиданно, что не знаемъ даже — врить-ли намъ ея счастью?.. Настасья Сергвна! — бормоталъ онъ, взглянувъ на жену.

— Охъ… ахъ… ужъ и не знаю… ничего не знаю… ничего не понимаю… Какъ это вдругъ… Словно съ неба упало… И за что ей такое счастіе! За что? Чмъ она замолила у Бога такое счастіе, если все это вы вправду, — бормотала попадья.

— Своей чистой душой, своей правдой, своей простотой… — отвчалъ Сухумовъ.

Отецъ Рафаилъ стоялъ, растопыря руки и пальцы рукъ, и топтался растерянно на одномъ мст.

— Что-жъ, благословить разв?.. Что-жъ, снять икону со стны, что-ли? — спрашивалъ онъ, ни къ кому не обращаясь. — Я думаю, надо благословить… Безъ благословенія какъ-же…

— Раиска! Ахъ, Богъ ты мой! — крикнула вдругъ попадья. — Да чего ты, дура, подносъ-то въ рук держишь! Поставь его на столъ. Вотъ ополоумла-то двушка!

И она вырвала изъ руки Раисы подносъ, который та все еще продолжала держать въ рук, и поставила его ребромъ на кресло.

— Благословить, что-ли? — повторялъ вопросъ священникъ. — Безъ благословенія иконой все-таки не полагается… Какъ вы думаете, Леонидъ Платонычъ? Какъ но-вашему? — отнесся онъ къ Сухумову. — Вдь ужъ теперь, такъ сказать, женихъ и невста.

— Благословите, отецъ Рафаилъ. Съ обычаями я не знакомъ, но ничего не имю, если это полагается, — отвчалъ Сухумовъ.

— Настасья! Жена! Давай икону! Или нтъ, ты грузна. Пускай сама Раиса со стны икону сниметъ, — отдавалъ приказаніе священникъ.

— Ну, гд-жъ ей теперь… До того-ли ей… У двушки ушки на макушк отъ радости, а онъ: снимай икону. Я сама сниму… — засуетилась попадья и побжала въ сосднюю комнату.

— Ну, Раиса, завтра-же отстой молебенъ святителю угоднику Божію Николаю Чудотворцу Мирликійскому, коль ужъ замолила себ такое счастіе! — сказалъ отецъ Рафаилъ, оставшись при жених и невст. — Я отслужу, а ты отстоишь. Онъ, батюшка, великій чудотворецъ, былъ всегда покровителемъ бдныхъ невстъ, какъ изъ его житія явствуетъ.

Раиса молчала. Молчалъ и Сухумовъ, ожидая благословенія иконой и любовно взглядывая на Раису.

А изъ сосдней комнаты Настасья Сергевна кричала:

— Рафаилъ Васильичъ! Какую икону-то снимать со стны?

— Да снимай большую Казанскую въ оклад, отвчалъ отецъ Рафаилъ. — Посл благословенія Раис отъ дяди въ Божіе милосердіе и пойдетъ.

Вскор показалась попадья съ иконой Казанской Божіей Матери.

— Ахъ, счастье, счастье! И какъ это ей такое счастіе вдругъ съ неба упало! — вздыхалъ и ахалъ отецъ Рафаилъ. — Ну, что-жъ, становитесь передъ иконой… Креститесь… — командовалъ онъ Сухумову и Раис. — А ты, Настасья Сергвна, со мной рядомъ…

Женихъ и невста послушно стали передъ иконой. Началось благословеніе.

Широкія сани съ откосами около полозьевъ покрытыя персидскими коврами и запряженныя тройкой лошадей, подкатили Сухумова и Раису къ воротамъ доктора Кладбищенскаго. Былъ часъ второй свтлаго, солнечнаго, морознаго дня. Занесенные снжной пылью сдоки вышли изъ саней и черезъ калитку направились на дворъ, въ подъздъ доктора. Раиса была уже не въ скромной заячьей шубк, крытой сукномъ, съ бличьимъ воротникомъ, а въ куньей, крытой темнозеленымъ плюшемъ, ротонд бабушки Сухумова Клеопатры Андреевны. Опять деревянная скрыпучая лстница. Опять пахнуло на нихъ какимъ-то вкуснымъ чадомъ отъ пригорлаго мяса, лука и масла, когда они поднялись во второй этажъ въ квартиру доктора. Въ кухн ихъ встртилъ самъ докторъ въ кожаной куртк нараспашку и высокихъ сапогахъ.

— Ну, что? Вижу, что со щитомъ, а не на щит, - проговорилъ онъ, улыбаясь и расчесывая пальцами свою громадную бороду. — Поздравляю!

Онъ растопырилъ свои объятія, крпко прижалъ къ груди Сухумова и поцловалъ его. То-же самое продлалъ онъ и съ Раисой.

Въ кухн находилась и докторша Лукерья Савишна. Она стояла около плиты въ ситцевомъ передник, поверхъ блузы, съ засученными по локоть рукавами и жарила что-то на сковородк.

— Поздравляю, поздравляю! Дай Богъ… Очень рада… Замолила себ Ларисочка счастье… — заговорила она и, отирая о передникъ руки, прибавила:- Ужъ извините, что въ такомъ вид, - и тоже чмокмула въ губы сначала Сухумова, а потомъ Раису.