— Глупости! Устарлые цредразсудки! А въ сословную рознь я ужъ вовсе не врю! — опять вскричалъ онъ. — Ну-съ, я жду отвта: согласны вы были-бы сдлаться моей женой?

Она заплакала.

— Богъ съ вами. Какой-же тутъ можетъ быть отвтъ, если вы такія шутки себ позволяете! Прощайте, не ожидала я этого отъ васъ, И за что? и за что?

Сухумовъ остолбенлъ.

— Увряю васъ, Раиса, что тутъ нтъ никакихъ шутокъ. Клянусь вамъ, что это давно обдуманный мной вопросъ, — бормоталъ онъ.

Раиса, поднявшись съ кушетки, и не захвативъ съ собой книгъ, стала надвать шапочку и платокъ, а затмъ тихо направилась изъ кабинета въ гостиную и прошла въ прихожую. Сухумовъ молча слдовалъ за ней и только на порог заговорилъ:

— Странно… невроятно… изумительно, что вы не хотите доврить, что я искренно! Это ужъ такая скромность, такая, что я и понять не могу, даже и не скромность, а униженіе какое-то! Раиса Петровна, еще пару словъ.

Но тутъ въ прихожей появился Поліевктъ и сталъ ей подавать пальто. Когда она наклонилась, чтобы надть галоши, Сухумовъ замтилъ, что изъ глазъ ея капали слезы. Онъ молчалъ. Говорить ей что-нибудь при Поліевкт было уже неудобно.

У крыльца стояли еще запряженныя въ сани лошади и звякали бубенчиками.

— Не отпрягали еще? — пробормоталъ Сухумовъ. — Ну, вотъ и хорошо. Самъ я никуда не поду, но барышню пусть отвезутъ домой. Поліевктъ, усади.

— Нтъ, нтъ… я не поду… Я пшкомъ… Мн надо еще зайти по дорог, - отказалась Раиса и уже не обернувшись къ Сухумову, вышла изъ прихожей на подъздъ.

По уход Раисы Сухумовъ впалъ чуть не въ отчаяніе.

— Господи, какой я неумлый человкъ! восклицалъ онъ, хватаясь за голову у себя въ кабинет и ероша волосы. — Даже предложенія себя въ мужья не могъ сдлать такъ, чтобъ это не было принято за шутку или даже за насмшку! И вдь всему этому виной моя неврастенія. Все это изъ-за того произошло, что не настоящій я человкъ, порченный человкъ… Увлекаюсь въ двушк простотой, искренностью, наивностью, а самъ какія-то окольныя рчи повелъ, сталъ затуманивать простые вопросы и запуталъ, запуталъ дло такъ, что она не поврила даже въ правдивость моихъ рчей.

Онъ недоумвалъ, что ему теперь длать посл такого недоразумнія съ Раисой и сгоряча рванулся было сейчасъ-же хать къ священнику, чтобы при немъ, въ кругу его семьи, повторить свое предложеніе Раис, позвонилъ камердинера, веллъ подождать откладывать лошадей, но лошади были уже отложены. Это остановило его порывъ.

«Завтра утромъ, завтра… — ршилъ онъ мысленно. — Завтра пойду. Надо обдумать хорошенько, какъ все это сдлать, какъ приступить, а то опять наглуплю»…

Весь вечеръ онъ безпокоился, бранилъ себя, терзался, не зналъ, чмъ заняться, отказался отъ ужина и радъ былъ, что пришло, наконецъ, время ложиться спать. Онъ легъ, обдумывая даже такой глупый вопросъ, не лучше-ли ему завтра, отправляясь въ домъ священника, надть фрачную пару, чтобы этой торжественностью показать Раис всю серьезность его предложенія, но тотчасъ-же отклонилъ это намреніе, говоря себ: «Нтъ, не слдуетъ этого длать… Проще, проще… Чмъ проще, тмъ лучше… Она сама простая, безхитростная, долженъ и я быть простъ»…

Ночь Сухумовъ спалъ совсмъ плохо и видлъ тревожные сны, часто просыпаясь. Утромъ поднялся онъ съ постели раньше обыкновеннаго, не дожидаясь, пока камердинеръ придетъ будить его и сидя за утреннимъ кофе, то и дло смотрлъ на стрлки часовъ, негодуя, что время идетъ такъ медленно, что рано еще переодваться изъ домашняго костюма, чтобы отправиться на свиданіе съ Раисой.

Къ священнику онъ ршилъ хать за часъ до его обда, посл своего завтрака, но только что приказалъ закладывать лошадей, какъ къ нему пріхалъ докторъ Кладбищенскій.

— Не завтракали еще? — весело спросилъ докторъ, здороваясь. — Нарочно торопился къ вамъ къ завтраку.

— Нтъ еще. Милости прошу… сейчасъ буду садиться за столъ. Очень радъ… — отвчалъ Сухумовъ и въ самомъ дл обрадовался прізду доктора.

Онъ радъ былъ сообщить доктору о происшедшемъ у него недоумніи съ Раисой и ршилъ просить у него совта по этому длу, сейчасъ-же приказавъ черезъ камердинера подождать закладывать лошадей.

— Стало-быть, я вамъ помшалъ? Прискорбно. Но я васъ не задержу. Вы только покормите меня и я сейчасъ-же уду. Куда это въ такой день собрались съ визитомъ?

— Сейчасъ все по порядку разскажу, не скрывая отъ васъ ни іоты, — отвчалъ Сухумовъ, нсколько покраснвъ.

— Должно быть, очень что-нибудь важное, коли дете въ Крещенскій сочельникъ, — сказалъ докторъ, закуривая папироску.

— А что-жъ такое, что въ Крещенскій сочельникъ? Я ду къ отцу Рафаилу.

— Вотъ его-то вы сейчасъ посл вашего завтрака дома и не застанете. Черезъ часъ онъ звонить начнетъ и самъ будетъ въ церкви. Вдь сегодня большая служба въ церкви, Крещенская вечерня съ водоосвященіемъ. Часа въ три раньше не кончится.

— Что вы! А я этого и не сообразилъ.

— То-есть, я думаю, лучше такъ сказать, что не знали. Гд-жъ вамъ церковныя-то службы знать, проживая за границею… Да и вообще въ вашемъ кругу…

— Да, да. Дйствительно, не зналъ, — сознался Сухумовъ, улыбнувшись. — Но я все-таки хотлъ хать къ нему пораньше, передъ его обдомъ.

— Какой-же сегодня обдъ у священника? До воды не вкушаютъ, то-есть дятъ только посл водоосвященія, да и то что-нибудь сухое, сидятъ на суходеніи, а посл воды — это ужъ ужинъ. Вотъ и я по случаю Крещенскаго сочельника къ вамъ пріхалъ. Длать вамъ медицинскій визитъ не предвидлось, — говорилъ докторъ. — Вы, слава Богу, теперь относительно здоровы. Пріхалъ завтракать.