— Почему ты сказал пять лет? Скажи, где он.

Она подползает к дивану и ловит его руку, пухлую руку с бриллиантом и сапфиром на безымянном

пальце.

— Животное, — успокаиваясь говорит Мишель, — если хочешь знать, он — в тюрьме.

Он видит черные остановившиеся, непроницаемые как антрацит, зрачки и пробует улыбнуться:

— Пять лет он получил за дезертирство. Затем он приехал из России — это тоже чего-нибудь да стоит. Ты

этого не понимаешь, глупый зверь.

— Пять лет, пять лет, — повторяет Ниеса, — я не могу ждать пять лет. Мне девятнадцать лет. Через пять

лет я уже не буду здесь…

— Ты будешь в Бресте или в Шербурге. Или в Марселе, в Старом порту, в доме за пять франков.

Короткие пальцы Мишеля цепляются за ее платье. В узких щелках слабым, зеленоватым отблеском

вспыхивают глазки, но сразу потухают.

— Надо ждать утра… Как жарко. — Мишель протягивает руку, ощупью находит рукоятку газовой печи.

Белые и синие ручейки огня гаснут, как срезанные бритвой. Ниеса лежит на полу и глядит вверх в стеклянную

бахрому люстры.

— Кто же это сделал, — говорит она задумчиво и протяжно, — кто?

Мишель лежит на спине и тоже глядит в потолок. От тепла и густого и крепкого ликера его разбирает сон.

Зачем он привез эту женщину?

— Кто же это сделал?

— Кто-нибудь да сделал. Он дезертир.

— Это сделал ты, — покачиваясь говорит Ниеса. — Ты сам сказал, что служишь в полиции. Это сделал

ты.

— Он сам виноват, — невнятно бормочет Мишель. — Со мной промахнулся, уверяю тебя. Я понимаю,

что такое долг! Наши койки были рядом на “Руане”. Но долг прежде всего. Я не тот, за кого он меня принял.

Тоже ложный прицел. Он промахнулся.

Колокольчик каминных часов ударил три раза. Мишель лежал с закрытыми глазами. Ниеса смотрела в его

красное влажное лицо. Он засыпал, сложив руки на животе. Он засыпал своим привычным мертвым сном.

Ниеса встала. Она нашла свои чулки и туфли. Она надела их медленно, не торопясь, сильно натягивая чулки.

Затем положила руки на бедра и подошла к Мишелю. Он спал, всхрапывая и брезгливо оттопыривая губы.

Несколько мгновений она смотрела на него, медленно покачиваясь из стороны в сторону. И в эту минуту она

походила на удава, удава, свернувшегося кольцом и медленно раскачивающего тяжелую, плоскую голову. Затем

Ниеса прошлась по комнате. Слабо тикали часы. В туалетной комнате тоненькой струйкой бежала вода. Она

подняла с ковра свое пальто и подошла к окну. Железные ставни с прорезами были плотно закрыты. Она

задернула драпировки. От остывающей газовой печи в нише камина шла последняя теплота. Ниеса подошла к

печи и протянула руки, согревая пальцы этим последним теплом. Затем она нашла рукоятку печи и сильно

повернула ее. Кислый, тяжелый, металлический запах газа ударил ей в ноздри, она отшатнулась, закрыла лицо и

бросилась к дверям. В передней Ниеса тихо и плотно закрыла дверь, задернула драпировку и нашла задвижку

выходной двери.

По улице она шла не торопясь, остановилась у газового фонаря и вынула из сумочки свернувшуюся в

трубку фотографию. Это был скорей фотографический курьез. Нос и брови Витовича удлинились до

неестественных размеров, но брови и освещенные вспышкой магния глаза смотрели, как живые. Дальше, вне

фокуса, можно было рассмотреть квадратный лоб и толстые губы Мишеля.

В маленькой квартире холостяка спал Мишель и этот сон скоро будет сном мертвого. Волна газа,

тяжелый металлический запах, шел из печи. Серая мышь выбежала из-под складок портьеры, слабо заметалась

и затихла, как серый комочек, на цветах и листьях ковра. Мишель застонал, но не шевелился. Ему снился удав,

тяжелые сжимающиеся кольца и плоская голова удава.

Еще не светало, но осенние густые облака раздвинулись и утренняя звезда слабо блеснула в синем

просвете над черно-серым массивом Триумфальной арки.

Е Л И С Е Й С К И Е П О Л Я

I

Артур Ричель приехал в Париж в среду, в шесть часов вечера, и остановился в отеле “Клэридж”. Уже

неделю в отеле жили Фолл и Блэкбёрд. Фолл дал короткое интервью журналистам. Было опубликовано, что

Артур Ричель собирается строить заводы в одном государстве Средней Европы, что в Париже состоится ряд