Шрифт:
— Это я! Я! — взвизгнула Евдокия и выключила телевизор.
Визг ее переполнил комнату. Бродяга, испуганно строя горбы, попятился; шерсть его встала дыбом.
«Даже собака знает кто я», — обреченно подумала Евдокия.
Ноги ее подкосились, силы разом ушли, но новая мысль окатила горячей волной, открывая второе дыхание. И снова Евдокия заметалась по номеру.
— Конечно, пес знает! — вопила она. — Ему ли не знать, он же был рядом со мной! Он все время был рядом, и ночью и днем!
Бродяга уже не пятился — мешала стена, в которую он смятенно ввинчивал свой тощий зад с трусливо поджатым хвостом. Евдокия к нему приблизилась и, глядя прямо в собачьи глаза, строго спросила:
— Признавайся, Бродяга, кто убийца? Кто маньяк? Ты же знаешь!
Пес действительно знал, но хозяйке он не ответил. Стыдливо отвернув свою добрую морду, пес промолчал. Он был русским, а у русских молчание — знак согласия. Евдокия, памятуя об этом, приняла немой знак за согласие пса с ее страшными мыслями.
— О, нет! Нет! — хватаясь за сердце, воскликнула Евдокия. — Это слишком жестоко!
Глава 35
Все, что до этого Евдокия держала в уме как вероятное, теперь стало истинным — Бродяга поставил последнюю точку. А тут и память стала покорной. Память мгновенно ей подсказала все те состояния, которые она скрывала от мужа. Евдокие сразу стало понятно как попадали ножи в квартиры ее подруг — их подкладывала она сама. Евдокия даже смогла припомнить когда и как это было.
«Да-да, — говорила себе она, — у меня участились провалы. Память вдруг взбунтовалась: вот я разговариваю с Евой, потом — провал, а потом я в ванной Ирины себя застаю. И как раз возле шкафа. Тогда я нож и подложила. И тут же забыла об этом. У меня раздвоение личности. Во мне живет страшный, жестокий убийца. Он из меня выходит когда пожелает и от меня же тайком жуткие вещи творит.
А мои сны? Теперь нет сомнений, это не сны! Я действительно бродила ночью по городу! И убивала! Боб правильно все разгадал, только дело не в нем. Это я подложила ему ключи!
Это я набила сундук ножами!
Бедная Пенелопа!
Она догадывалась! Она следила за мной! Боже мой, как я больна! Даже здесь, в Нузе, в чужом незнакомом городе я совершила убийство! Дальше так продолжаться не может! Это надо немедленно прекратить! Я не человек! Я себе не вольна!
Я должна умереть!
Но как?!»
Евдокия остановилась (а она, размышляя, беспрестанно носилась по номеру), хищным взглядом окинула комнату, но придумать ничего не смогла. В голове вертелось только одно: «Надо срочно себя убить! Скорей! Медлить нельзя!»
Как убить себя, она не знала, но была охвачена решимостью нешуточной. Неизвестно чем затея закончилась бы, не откройся внезапно дверь и не войди в номер Кириллов.
Увидев его, Евдокия остолбенела:
— Вы вернулись?
— Вернулся.
«И очень невовремя», — подумала она, восклицая:
— Уже?
— Что значит — уже? — рассердился Кириллов. — Ночь на дворе.
— Ночь?
Евдокия оглянулась на окна — действительно ночь. И темная: на небе ни зведочки.
— Время незаметно пролетело, — расстерянно пролепетала она.
— Незаметно пролетело? — поразился Кириллов. — В гостинничном номере? В чужом городе? Интересно, чем вы таким занимались?
Она прошептала:
— Ничем.
— Ничем?
— Абсолютно.
Мысленно Кириллов отметил: «У девчонки в глазах нечто странное появилось, прямо огонь сумасшествия».
И едва он успел так подумать, как Евдокия метнулась к нему и закричала:
— Умоляю, пожалуйста, подскажите, как покончить с собой?!
«Ну я попал, — испугался Кириллов, — так и есть, сумасшедшая. Что делать? Серый, припоминай, как там Лагутин общался с психами? Надо быстро ее заболтать».
— Слушай, — демонстрируя живость, воскликнул он, — а что это мы все на «вы»?
— Хорошо, перейдем на «ты», — оборвала его Евдокия и жестко повторила вопрос: — Сейчас же скажи, как мне покончить с собой?
«Этого еще не хватало, — подумал Кириллов. — Сейчас начнет вешаться или в ванной топиться. А то еще и вены вскроет себе. Лагутин, помнится, говорил, что в таких случаях главное лишить психа инициативы. А как эту сумасшедшую инициативы лишишь? Разве что самому ее хлопнуть.
Тьфу, что за глупости лезут в мою дурацкую голову? А все она, эта девчонка! И зачем я с ней только связался?»