помочь ему в сейчас. Он присел на нары, докурил сигарету и раздавил окурок

в импровизированной пепельнице.

«А, была не была, позвоню!
– решил он. – А там как ей совесть подскажет…»

248

Он снова подошел к двери и снова негромко, но настойчиво постучал в нее

несколько раз. Дверь открыл тот же милиционер и все так же беззлобно

воззрился на него.

– Мне бы… позвонить, - мягко попросил Добряков.
– Я ведь имею право на

один звонок…

– Имеете, - кивнул дежурный, - сейчас. Ваш телефон какой?

– Коричневый, «Сони Эриксон», «раскладушка», - торопливо затараторил

Добряков, опасаясь, как бы вдруг милиционер не смахнул личину

добродушия и не превратился в привычного, классического сотрудника

правоохранительных органов.

– Но опять же в моем присутствии, - уточнил дежурный.

– Не возражаю, - выпалил Добряков, но тут же спохватился: ему в его

состоянии еще и возражать! Но быстро поправился: - Я совсем кратко, только

скажу, где я нахожусь, а то люди будут волноваться…

Дежурный принес «раскладушку», протянул Добрякову, и тот быстро нашел

нужный контакт.

Потянулись длинные гудки - пять, шесть, семь.

«Хорошо, что не отключен», - мелькнула мысль. Но никто не отвечал.

– Что же это, - бормотал Добряков, - не слышат, что ли?..

– Вы не переживайте, попозже можно, я ведь вижу, что вы еще не говорили.

– Да? Попозже можно? – спросил Добряков и уже хотел отключить телефон,

как послышался щелчок, а потом невеселый голос Зины:

– Вообще-то, честно говоря, не хотела с тобой разговаривать. Мразь ты все-

таки большая! – по ее голосу он понял, что она не трезва, но тем не менее

способна воспринимать сказанное. – Чего надо-то?

– Понимаешь, тут такое… у меня всего один звонок… дали вот телефон, -

сбиваясь, зачастил Добряков. – В общем, я в милиции, задержали меня…

– В какой милиции? – ее голос сразу посуровел.

– Ну, в нашем отделении, на Кочновской улице, - пояснил он. – Только что

арестовали и привезли…

249

– Вас не арестовали, а задержали, - поправил его дежурный. – решение об

аресте примет следователь, а санкционирует прокурор.

– Да, да, - закивал Добряков. – Да нет, не тебе, тут поясняют мне, что меня

пока что задержали…

– За что? – добивалась она вразумительного ответа.

– Да этого, соседа моего, Рюмина, помнишь, приголубил. Видать, серьезно.

Он телегу накатал… И вот, забрали…

– Та-а-к, - протянула она. – Чувствовала я, что с твоим соседом добром не

кончится. И зачем ты только вообще трогал его?

– Ну, это длинный разговор, а у меня время ограничено (дежурный сделал

жест, означавший, видимо: «Ничего, говорите, сколько нужно!»). Да и не

хочется по телефону-то… Одним словом, немного даже из-за тебя…

– Еще не легче!.. Погоди, я выпью, - Добряков услышал звон посуды, а потом

в трубку донеслись ее шумный выдох и сделавшийся металлическим голос: -

Тебя кто-то допрашивал?

– Да нет, ночь ведь уже. Завтра только следователь будет…

– Спроси, когда следователь приходит.

– Простите, а во сколько придет… ну, следователь, который будет со мной

разбираться? – спросил Добряков дежурного, отстранив телефон от уха.

– Работа начинается в восемь часов утра, - ответил милиционер.

– Говорят, что в восемь придет, - сказал Добряков, снова поднеся телефон к

уху.

– Тогда сейчас я все равно тебе ничем не помогу, - в голосе Зины Добряков

снова почувствовал едва уловимую силу и уверенность, которые так

приглянулись ему в этой женщине. – Спи до утра. А к восьми я подойду.

Понял?

– Понял, Зина. Спасибо тебе. Я буду ждать… И еще… прости меня, если

можешь…

– Это другая тема, об этом потом, - отрезала она. – А пока что с твоим

арестом надо разобраться. С задержанием, то есть.

250

– Конечно, разумеется, - поддакивал Добряков. – Я буду ждать, - и отключил

связь.

– Спасибо, - он протянул телефон дежурному, вернулся в камеру и лег на