«С такими в Афгане мы много не навоевали бы», - уже совершенно не к

месту отметил про себя Добряков.

– Оперуполномоченный лейтенант Колыванов, - сверкнул корочками

штатский.

– Милости просим, - кивнул Добряков, пытаясь держаться развязнее, хотя

получалось это, чувствовал, плохо.

Они вошли уверенно, по-хозяйски и тут же направились на кухню. Лейтенант

присел на табурет, а сержант остался стоять в дверях, прислонившись к

косяку.

– Ну что, Добряков, собирайся, - лениво, вразвалочку скомандовал лейтенант.

– Он заявление написал? – открыто спросил Добряков.

– Соображаешь, - кивнул лейтенант.

– Теперь – суд?

– Ну, еще не скоро. Сперва следствие.

– Ну да, что это я…

– Ага. Так ты того – собирайся. У нас еще дела есть, помимо вашей драки.

– Драки-то не было, - уныло, зато честно признался Добряков.

– Надо полагать, не было, - поддакнул лейтенант. – Правильнее сказать –

избиение. С нанесением вреда здоровью.

– Какой степени тяжести?

– Да скажут тебе все! Собирайся! – лейтенант начинал нервничать.

– Ударил-то я его один раз, - пробовал было защищаться Добряков, в тот

момент совершенно не соображая, что делать это нужно в другом месте и

перед другим человеком.

242

– Один раз! – передразнил лейтенант. – Выстрелить вон тоже можно один раз,

– он кивнул на автомат. – Зато как! Знаешь, нет?

– Знаю, я в Афгане воевал. Я старший лейтенант запаса, - Добрячков уже

начал приходить в себя, его голос мало-помалу приобретал твердость и

убедительность.

– Да ну! – от удивления лейтенант выкатил глаза и медленно перевел взгляд

на сержанта. Тот вообще отстал от косяка и встал чуть ли не по стойке

«смирно».

– Показать билет? – Добрякову это, ей богу, даже начинало нравиться. – У

меня и орден есть. Красной Звезды.

Оба гостя стали похожи персонажа известной присказки, глядящего на новые

ворота.

– Так ты того… Орден-то покажи, - первым пришел в себя лейтенант.

– Ну да, - тут же поддакнул второй, - а то болтать-то – не уголь грузить.

Добряков прошел мимо них в комнату. Никто из них не пошел за ним.

«Неосмотрительно, - ликовал он, - а вдруг с балкона срыгну? Невысоко…»

Вернулся Добряков с темно-синей коробочкой и открыл ее. На малиновой

подушечке лежала «звездочка», ни разу после награждения им так и не

надетая.

– Ну, ты молоток, - лейтенант, казалось, заискивал перед орденоносцем. – И

удостоверение есть?

– Не купил ведь я ее. Показать?

– Да ладно, ладно, верю. А за что? – он уже вертел орден в руках.

– Долгая история, - небрежно бросил Добряков. – Разрешите выпить?

Лейтенант кивнул. Добряков выпил и предложил гостям.

– Спасибо, мы при исполнении, - отказался лейтенант.
– Да ты давай…

расскажи!

– Вы ведь спешите. Дел много, - подтрунил Добряков.

– Да ладно ты! У нас их всегда много. Не убегут! А тут… Не каждый день

приходится орденоносцев арестовывать, да? – подмигнул он сержанту.

243

– А я что – арестованный? – спросил Добряков.

– Ну, задержанный, - поправился лейтенант. – Так за что?

– Бойца вынес раненого с поля боя.

– Под пулями, что ли?

– А то! Под пулеметными.

– И не зацепило?

– Бог миловал.

– Засада, что ли?

– Капитальная. Этот боец, радист, пробовал проползти в укромное местечко

за камнями, чтобы запросить подмоги. Так его вместе с рацией чуть ли не в

капусту искрошили. Удивительно, как еще жив остался. Ему потом обе ноги

ампутировали… Ладно, поехали, лейтенант, грустно все это вспоминать.

– Да-а-а-а, - протянул тот. – И как же вы тогда спаслись? Кто помог-то?

– Я же говорю – Бог. Другому некому. Со своими мы так и не связались.

– Не хочешь ты говорить. Вернее, не можешь. Понимаю, - кивнул лейтенант. –

Ну, поехали, - как-то нерадостно вздохнул он.

– Разрешите еще выпить? – кивнул Добряков на бутылку. Он вдруг отчетливо

понял, что вскоре ему предстоят не лучшие жизненные моменты.

– Понимаю, - кивнул лейтенант. – Пей.

Добряков выпил еще полстакана, подождал, пока водка улеглась, отрыгнул, убрал оставшуюся водку в холодильник и протянул руки.