Шрифт:
Часов в десять раздался звонок. Она быстро вскочила, наспех поправила
волосы и бросилась к двери. На пороге стоял Добряков. Зина похолодела и, не в силах слова вымолвить, посторонилась и пропустила его.
Он ворвался напористо, весь взъерошенный какой-то.
– Слушай, мне только что звонила Анна эта… ну, как там ее… Кирилловна,
следовательша, - заговорил торопливо, сумбурно. – И сказала, что Рюмин
забрал заявление… А у тебя мобильник отключен чего-то…
– Как забрал? – она попыталась удивиться, но чувствовала, что это плохо у
нее получается. – Ты извини меня, я плохо спала всю ночь. Кто забрал?
– Да Рюмин, Рюмин забрал! Заявление свое на меня забрал! – Добряков едва
не подпрыгивал от возбуждения. – Представляешь, она мне говорит, что дело, мол, закрыто, все обвинения с меня снимаются и что я вновь обретаю
свободу передвижения!
– Да ты что! – Зина наконец овладела собой, и ее изумление уже не казалось
поддельным. Она взяла мобильник, потыкала в кнопочки и с наигранным
удивлением вздернула плечами:
– Точно отключился. Разряжен, - она взяла зарядное устройство, воткнула в
сеть и спросила:
– Забрал, значит? Что это на него нашло?
– Да хрен с ним, что на него нашло! – долдонил свое Добряков. – Главное, что
я чист, понимаешь, чист! И никакого суда, никакого суда не будет! Я
памятник этому засранцу поставить готов! Милый мой засранец,
324
единственный, неповторимый засранец! Надо будет проставиться ему, что ли, как ты считаешь?
– Да ты погоди, не суетись, проходи, сядем, расскажешь все подробно, - она
подтолкнула его к кухне, а сама быстро выдернула из клеммы проводок
звонка. Впрочем, это было ни к чему: Рюмин мог, как и прежде, затарабанить
в дверь.
«Но где его черти носят? – мучилась Зина.
– Просила ведь сразу после
ментовки ко мне! Теперь-то уж не дай бог…»
Она зашла на кухню. Добряков, раскрыв глаза, смотрел на пустые пивные
бутылки, составленные на полу возле мойки. Зина прокляла себя, что не
выбросила их в мусоропровод.
– Это что? – спросил он.
– Это бутылки из-под пива, как видишь, - невозмутимо пожав плечами,
ответила она, лихорадочно соображая, что бы такое придумать.
– Ты без меня пила? Пока я отсыпался, ты расслаблялась? – он готов был
обидеться не на шутку.
– Хватит пороть чушь! – ее нервы не выдержали, и она сорвалась на крик. –
Тебе что важнее сейчас – мое пиво или твоя свобода? Подружка ко мне
приезжала вчера вечером, ясно? Принесла с собой. Не могла же я ее выгнать!
Я и не пила почти ничего, все она выхлестала.
– Да? – растерялся Добряков. – И когда же она уехала?
– Вчера и уехала, поздно вечером. Я приглашала ее остаться переночевать, но
у нее какие-то дела срочные.
– А сама-то чего такая помятая? – смягчаясь, поинтересовался он.
325
– Да говорю ж тебе, спала плохо, все ворочалась, о тебе все думала… А тут, видишь, какой оборот… Ну садись, рассказывай, я что-нибудь перекусить
найду.
Она подошла к холодильнику, бросила случайный взгляд за окно, на улицу и
обомлела. Под самым ее окном, на тротуарчике посреди газона стоял Рюмин
и, глядя на нее, энергично жестикулировал.
Зина испуганно обернулась.
– Слушай-ка, давай-ка сходи для начала прими ванну.
– Да я вроде не грязный, - заартачился Добряков.
– Иди-иди, - она подошла вплотную, - освежись, смой с себя весь негатив
прошлых дней. Ты теперь, можно сказать, родился заново. Так что давай,
помойся хорошенько, а я пока приготовлю поесть. Потом и поговорим. Тебе
ведь пить не хочется?
– Да нет, - ответил Добряков, послушно поднимаясь. – Ладно, и впрямь стоит
помыться, а то считай четыре дня без воды.
– Ну вот, видишь.
Добряков пошел в ванную, а Зина, проследив, пока он закроет дверь,
подбежала к окну, распахнула его и наполовину свесилась книзу.
– Сделал? – спросила как можно приглушеннее.
Рюмин кивнул.
– А чего не зашел, как просила?
– С репятами фстретились, пифка попили.
326