Шрифт:
– Есть, - снова показалась бабенка и потянула что-то из обремкавшейся
сумочки, а потом быстро спрятала обратно. Добряков успел заметить
горлышко прозрачной бутылки и сообразил: «Водка! Уже лучше!»
– Ну, проходите, - он распахнул дверь и отступил на шаг назад.
– Да нет, Егорыч, нет, - отнекивался Рюмин. – Ты уж меня извиняй, я уж не
буду проходить. Это вот она выразила желание с тобой познакомиться… А у
меня… ну, дела, одним словом. Приятного знакомства! – и еще раз лукаво
усмехнулся, подмигнув Добрякову.
– Смотри, как хочешь, - пожал плечами Добряков, пропустил гостью и уже
готов был закрыть дверь, как увидел, что Рюмин молча кивает ему, приглашая
выйти в коридор.
– Подожди, - бросил Добряков бабенке, вышел в холл и слегка притворил
дверь.
– Пару слов наедине, чтоб ты знал, - шептал Рюмин, отводя Добрякова за руку
подальше и бросая осторожные взгляды на дверь. – Она приезжая, живет тут
у каких-то родственников. Разведена. Мы с ней выпили по бутылке пива у
Сашкиного киоска, я ей про тебя рассказал…
– Чего ты рассказал? – насторожился Добряков.
– Да все самое хорошее, не боись, - заискивающе замахал руками Рюмин. –
Сказал, что ты афганский герой, что орден имеешь, что холостой, между
прочим, - он прищурился и осмелился слегка похлопать соседа по плечу. –
205
Она сразу в интерес! Хочу, говорит, с героем познакомиться!.. Так что,
говорю, приятного знакомства! А я побежал. У меня дела, - и, выйдя на
лифтовую площадку, захлопнул за собой дверь холла.
Добряков вернулся к себе и увидел, что гостья уже скинула свою курточку, повесила ее на вешалку, а теперь стоит перед небольшим настенным
зеркалом и расчесывает волосы.
«Как она, однако, сразу», - подумал Добряков, а вслух сказал:
– Ну, проходи на кухню. Извини, в комнате не принимаю, там даже стола нет.
– Ничего, сойдет, я не привередливая, - отмахнулась она и, вытащив из
сумочки бутылку «Столичной», прошла следом за хозяином.
– Наливай пока, - Добряков поставил на стол две стопки. – Я соображу чего-
нибудь закусить.
– Ага, - кивнула она, улыбнувшись, и ее крохотный птичий носик совсем
пропал в ложбинках между щек.
Он открыл холодильник, окинул взглядом скудные припасы, извлек из
морозильной камеры четыре завалявшихся и уже почерневших сосиски,
поставил на плиту воду в маленькой кастрюльке. Помыл два помидора,
обрезав загнившие бока, покрошил в глубокую пластиковую тарелку.
– Масла нет, - пожал плечами, – так что будем так.
– Ничего, ничего, - снова усмехнулась она. – Я же сказала, мы неприхотливые.
– Пока варится, давай за знакомство, - предложил он, поднимая стопку и глядя
ей в глаза.
– Давай, - она поморщилась, поднесла стопку ко рту и выпила медленно,
мелкими глотками.
206
– Фу, - передернулся Добряков. – Как же так можно водку пить. Мурашки по
коже, когда вижу, что так водку пьют.
– А… как… надо? – она открыла рот и замахала перед ним руками.
– Да закуси ты, - надоумил Добряков.
– Да-да, - она ткнула вилкой в помидоры, подцепила кусочек, шустро
закинула в рот. – Как надо-то, спрашиваю, водку пить? – спросила,
прожевывая.
– Да кто его знает, как, - пожал плечами Добряков. – Я вот так пью, например,
– и, запрокинув голову, он вылил содержимое стопки себе в глотку. Шумно
выдохнул, обнюхивая помидор, неторопливо закусил. – Вкуса-то у нее нет
никакого, чего ее смаковать-то?
– Не знаю, - хихикнула она. – Я так привыкла.
– Ну, привыкла, так привыкла. Кому как нравится.
– Вот-вот, верно заметил, кому как нравится.
– Тебе что, больше сказать нечего? – подивился Добряков и закурил. –
Куришь? Бери.
– Отчего же, балуюсь, - она вытащила из пачки сигарету и тоже закурила.
Добряков отметил, что курит она куда профессиональнее, чем пьет.
– А что тебе сказать? – выдохнув струю дыма, спросила она.
– Ну, расскажи про себя, - предложил Добряков. – Тебе вон про меня сосед-то