Санкт-Петербурге.

– Конференция мирового уровня?

– На сей раз нет, денег у нас маловато, знаете ли, на такие мероприятия. Своя, отечественная. Хотя кое-кто из иностранных ученых непременно будет

приглашен.

– Ваше присутствие на кафедре могут подтвердить?

– Разумеется, там были почти все преподаватели…

– Максим Эдуардович, - вмешался Лобов. – А студенты будут в числе участников

конференции?

– Да, самые талантливые обязательно будут.

– Их имена уже известны?

– Оргкомитет конференции решил на этот раз провести уникальную конференцию

и пригласить на нее новые, подающие надежды имена. Чтобы их выявить,

объявлен конкурс студенческих работ, которые принимаются в нескольких вузах

страны, в том числе и в нашем университете.

– Вы член оргкомитета?

– Да, но его руководителем был… - Родский запнулся, но тут же твердо закончил: -

До последнего времени был Василий Нифонтович Рябич… Думаю, что

конференция будет посвящена его памяти.

23

– Это справедливо, - согласился Лобов. – А студенческие работы уже собраны

вами? Кто вообще этим занимается?

– Как раз я и занимаюсь, ну, и еще двое-трое ассистентов кафедры. Но, повторяю, это только в нашем университете. В других вузах свои комиссии.

– Понимаю, - кивнул Лобов. – А когда заканчивается прием работ на конкурс?

– Еще два дня. Потом читать будем дня два-три.

– Что ж, если у Николая Владимировича к вам больше нет вопросов, - Лобов

выразительно посмотрел на удивленного Суровина, - не станем вам мешать.

– Всеволод Никитич, мне рекомендовали вас как опытного криминалиста, - сухо

выговаривал Суровин коллеге, когда они спускались в лифте. – Но следствие все-

таки веду я.

– Простите, Николай Владимирович, - Лобов прижал руку к сердцу, - мне

показалось, что мы зря теряем время у Родского, тогда как оно нам ох как

необходимо для других встреч…

– Зря? – воззрился на него Суровин. – Почему это?

– Ну какой Родский убийца? Разве не видно, что это закоренелый ученый, этакий

ботаник, образно говоря?

– Оно, конечно, видно, - смягчился Суровин. – Только вы волоски-то его все-таки

проверьте. Нашлись они?

– Да, вполне достаточно. Сейчас же сдам на экспертизу. Заодно и узнаю, есть ли

результаты исследования волос и крови с обуха и перчаток. Только знаете,

Николай Владимирович, я почему-то уверен… не знаю даже, как объяснить вам

все это… Одним словом, я убежден, что убийство Рябича никак несвязанно с

хищением денег.

– Вот даже как? – удивился Суровин и остановился посреди двора, куда они только

что вышли. – Но для себя-то хоть как-то прояснили?

– Говорю ведь, нет, - покачал головой Лобов. – У меня такое часто бывает.

Нахлынет какое-то чувство необъяснимое, невероятное даже, однако я все равно

чувствую, что в нем что-то есть, что-то непременно за ним кроется…

– И что, не подводило это чувство никогда?

– Практически никогда, Николай Владимирович. Наоборот, это первоначальное

чувство и оказывалось потом, в конце следствия, самым верным.

– Интересно, - Суровин посмотрел на Лобова и уточнил: - Ну а все-таки, нынешнее

убийство – оно с чем связано, если не с деньгами?

– Не с деньгами, это точно. Скорее причина убийства – личные взаимоотношения.

24

– Между кем?

– В том-то и дело, что пока это неясно. Может – Рябича с коллегами, может, профессора со студентами… Есть одна мысль… - Лобов задумался.

– Ну-ну? – поторопил Суровин.

– Мне кажется, что кое-что прояснится через студенческие работы…

– То есть?

– Ну, те работы, которые поступают к Родскому для отбора участников

конференции.

– А что это может дать?

– Николай Владимирович, умоляю, не тяните из меня того, что во мне самом еще

не укоренилось! – улыбаясь, взмолился Лобов. – Давайте подождем день-другой, когда закончится срок приема работ, тогда посмотрим.

Суровин угрюмо помолчал, идя к машине, потом все же спросил: