Арнольдовна отпрянула от окна. Через полминуты посмотрела еще – машины не

было.

Ирина Арнольдовна облегченно вздохнула, взяла чемодан, вышла на площадку и

закрыла двери. Спустилась на лифте и вышла на улицу черным ходом…

Примерно в это же время Лобов вошел в кабинет Суровина и доложил:

– Есть результаты, Николай Владимирович.

– Валяйте.

– Кровь на обухе кувалды и перчатках принадлежит Рябичу, - начал Лобов. – Что

касается волос, то, как я и предполагал, они принадлежат двум людям –

профессору и другому человеку, возможно, убийце…

– Всеволод Никитич, как же так – «возможно»? – прервал Суровин. – Нам ведь

нужны четкие, безапелляционные доказательства!

– Хорошо, - согласился Лобов. – Гипотетически предположим, что это волосы

убийцы. Как ни назови их владельца – это мало что нам даст, пока мы не отыщем

самого владельца. Пока что он не найден, как вы понимаете. Хорошо уже то, что

один подозреваемый отпадает. Экспертиза показала, что это волосы не Родского.

– Уже хорошо, - облегченно вздохнул Суровин. – Нам надо побыстрее закрыть это

дело, сами понимаете, профессор очень уж знаменитая фигура. С нас просто так

не слезут…

– Это естественно, Николай Владимирович. Будем уповать на Всевышнего. А моя

жена помолится об успехе нашего дела.

– Она верующая? – спросил следователь.

– Да, и серьезно.

– Так, может, она нам подскажет, что надо сделать, чтобы поглаже все у нас шло?

Ну, съездить куда-нибудь, например, в святые места или помолиться кому?

– Видите ли, Николай Владимирович, если самим что-то такое предпринять, это

будет выглядеть как корысть, и неизвестно еще, чем все закончится. Как бы

вообще не напортить. А вот попросить другого человека помолиться за нас – это

другое дело.

27

– Так какая же тут корысть, как вы говорите? Ведь мы стремимся к тому, чтобы

справедливость восторжествовала! Никакого личного интереса тут и нет вовсе…

– Это на наш, человеческий, взгляд, Николай Владимирович, - возразил Лобов. –

А там, - он поднял палец над головой, - свои соображения, порой с нашими не

согласующиеся. Для Бога важнее не справедливость, а милосердие. Подумайте, готовы ли мы к милосердию, Николай Владимирович? Одним словом, не могу это

грамотно выразить, но именно так.

– М-да-а-а, - обескуражено протянул Суровин. – Мне этого, видимо, не понять

никогда… Значит, самим нужно добираться до сути.

– Что мы и делаем, Николай Владимирович, насколько я понимаю, - улыбнулся

Лобов. – На очереди у нас Кучин, кажется? Времени уже без четверти девять. Не

опоздаем?

Они не опоздали. Кучин как раз закончил накрывать стол в гостиной своей

роскошной профессорской квартиры.

– Сегодня такая роскошь кажется просто неправдоподобной для обычного

профессора, - суетясь в прихожей, встречал он гостей, артистично поводя

атлетическими плечами. – Но эта квартира досталась мне в наследство от тети, у

которой детей не было, а я был единственным племянником – любимым и

обожаемым. Проходите, я вас ждал.

Лобов и Суровин прошли в просторную комнату, посредине которой был накрыт

стол на три персоны.

– Вы люди занятые, - суетился профессор у стола, - так что очень кстати будет и

поужинать. Поди, не обедали даже сегодня? С такими-то новостями, - Кучин

грустно вздохнул и повесил голову. – Бедный Василий Нифонтович! Он был в том

возрасте, когда идеи фонтанируют, когда зарождаются новые оригинальные

замыслы…

– Спасибо, Илья Матвеевич, - поблагодарил Суровин, располагаясь вместе с

Лобовым на красивых венских стульях. – Но скажите, ведь вы были, как это

говорится, на ножах с покойным?

– О, это лишь в научной сфере, - нимало не смутившись, Кучин сел рядом с

гостями и принялся раскладывать им на тарелки поджаристый шницель с

лимонными дольками. – Давайте сперва покушайте как следует, а разговоры

потом, ну, или параллельно, как хотите. Хотя, чтобы по-настоящему насладиться

вкусом этого шницеля, готовить который, кстати, научила меня та же покойная