Гюго Виктор
Шрифт:
Наконецъ увидла она, что предсдатель поднялся съ своего мста и именемъ короля провозгласилъ засданіе суда открытымъ.
Низкій человкъ въ черной одежд сталъ по лвую руку отъ трибунала и тихимъ, но быстрымъ голосомъ сталъ читать длинный докладъ, въ которомъ имя отца Этели то и дло повторялось въ связи съ словами заговоръ, бунтъ рудокоповъ, государственная измна.
Этель вспомнила въ это мгновеніе слова роковой незнакомки, которая въ крпостномъ саду сообщила ей, что отцу ея грозитъ какое то обвиненіе. Она вздрогнула, когда человкъ въ черномъ плать кончилъ докладъ, сдлавъ удареніе на послднемъ слов — смерть.
Съ ужасомъ обратилась она къ женщин подъ вуалемъ, къ которой, сама не зная почему, чувствовала какой-то страхъ:
— Гд мы? Что это значитъ? — робко освдомилась она.
Таинственная незнакомка сдлала знакъ, приказывавшій молчать и слушать. Молодая двушка снова устремила свой взглядъ на залу трибунала.
Почтенный старикъ въ епископскомъ одяніи поднялся между тмъ съ своего мста и Этель не проронила ни слова изъ его рчи:
— Во имя всемогущаго, милосерднаго Создателя, я, Памфилъ Элевтеръ, епископъ королевскій Дронтгеймской области, привтствую уважаемое судилище, творящее судъ именемъ короля, нашего монарха и повелителя.
«Видя въ узникахъ, предстоящихъ предъ судилищемъ, людей и христіанъ, не имющихъ за себя ходатая, я заявляю уважаемымъ судьямъ о моемъ намреніи предложить имъ мою слабую помощь въ жестокомъ положеніи, въ которомъ очутились они по вол Всевышняго.»
«Молю Бога, да укрпитъ онъ своей силою мою дряхлую слабость, да просвтитъ мою глубокую слпоту.»
«Съ такимъ намреніемъ я, епископъ королевской епархіи, ршаюсь предстать передъ уважаемымъ и праведнымъ судилищемъ.»
Съ этими словами, епископъ сошелъ съ своего первосвященническаго сдалища и опустился на деревянную скамью, предназначенную для обвиняемыхъ. Одобрительный шепотъ пронесся въ толп зрителей.
Предсдатель всталъ и сказалъ сухимъ тономъ:
— Алебардщики, наблюдайте за тишиной!.. Владыко, судилище отъ лица обвиняемыхъ благодаритъ ваше преосвященство. Жители Дронтгеймскаго округа, будьте внимательны, верховное королевское судилище должно произнести безапеляціонный приговоръ. Стражи, введите подсудимыхъ.
Толпа зрителей стихла въ ожиданіи и страх; только масса головъ волновалась въ тни, подобно мрачнымъ волнамъ бурнаго моря, надъ которымъ готова разразиться гроза.
Вскор Этель услышала подъ собою въ мрачныхъ проходахъ залы глухой шумъ и необычайное движеніе; зрители заволновались отъ нетерпнія и любопытства; раздались многочисленные шаги; заблистало оружіе алебардщиковъ и въ залу трибунала вошло шесть человкъ, закованныхъ въ кандалы и окруженныхъ стражею.
Этель видла лишь перваго изъ узниковъ, старца съ сдой бородой, въ черной симарр — своего отца.
Почти безъ чувствъ оперлась она на каменную баллюстраду, возвышавшуюся передъ скамьей; окружающіе предметы закружились у ней въ глазахъ, ей казалось, что сердце бьется у ней въ ушахъ. Слабымъ голосомъ она могла только прошептать.
— Боже, помоги мн!
Незнакомка наклонилась къ ней, дала ей понюхать соли и тмь вывела изъ летаргическаго забытья.
— Ради Бога, сударыня, — проговорила Этель, оживляясь: — скажите хоть слово, чтобы я убдилась, что не адскіе призраки издваются надо мною.
Но незнакомка, не обращая вниманія на ея просьбу, снова повернулась къ трибуналу и бдной двушк пришлось молча послдовать ея примру.
Предсдатель началъ медленнымъ, торжественнымъ голосомъ:
— Подсудимые, васъ привели сюда для того, чтобы судъ разобралъ степень вашей виновности въ измн, заговор, въ поднятіи оружія противъ власти короля, нашего милостиваго монарха. Обдумайте теперь же ваше положеніе, такъ какъ надъ вами тяготетъ обвиненіе въ оскорбленіи его величества.
Въ эту минуту лучъ свта упалъ на лицо одного изъ шестерыхъ подсудимыхъ, на молодаго человка, который стоялъ съ головой, опущенной на грудь, и какъ бы нарочно скрытой подъ длинными кудрямя ниспадающихъ на плечи волосъ.
Этель содрогнулась, холодный потъ выступилъ на ея лбу; ей показалось, что она узнала… но нтъ, это была простая иллюзія; освщеніе залы было такъ слабо, люди двигались въ ней подобно тнямъ, даже съ трудомъ можно было различить лоснящееся чернаго дерева распятіе, возвышавшееся надъ кресломъ предсдателя.
Однако, молодой человкъ, повидимому, былъ въ плащ, издали казавшимся зеленымъ; растрепавшіеся волосы его какъ будто имли каштановый отливъ и случайный лучъ, упавшій на его лицо… Но нтъ, это немыслимо, невозможно! Это страшная иллюзія, не боле.
Подсудимые сли на скамью рядомъ съ епископомъ. Шумахеръ помстился на одномъ краю; между нимъ и молодымъ человкомъ съ темнорусыми волосами находились четверо его товарищей по несчастію въ грубой одежд простолюдиновъ. Одинъ изъ нихъ выдавался надъ всми своимъ великанскимъ ростомъ. Епископъ сидлъ на другомъ краю скамьи.
Президентъ обратился къ отцу Этели.
— Старикъ, — спросилъ онъ сурово: — какъ тебя зовутъ, кто ты?
Старикъ съ достоинствомъ поднялъ голову.
— Было время, — отвчалъ онъ, устремивъ пристальный взглядъ на президента: — когда меня звали графомъ Гриффенфельдомъ и Тонгсбергомъ, княземъ Воллинъ и княземъ священной имперіи, кавалеромъ королевскаго ордена Слона, кавалеромъ германскаго ордена Золотаго Руна и англійскаго — Подвязки, первымъ министромъ, главнымъ попечителемъ университетовъ, великимъ канцлеромъ Даніи и…