Гюго Виктор
Шрифт:
Конфиденціальныя сообщенія Мусдемона тмъ боле были тягостны для графа, что его клевретъ безпощадно удлялъ патрону половину участія въ совершенныхъ или замышляемыхъ злодяніяхъ. Многіе льстецы предпочитаютъ выгораживать вельможъ, хотя по наружности изъ темныхъ длишекъ, принимаютъ на себя всю отвтственность и даже часто оставляютъ патрону постыдное утшеніе, что онъ какъ будто противился выгодному для него преступленію. Мусдемонъ съ утонченной хитростью дйствовалъ какъ разъ обратно. Онъ хотлъ какъ можно рже являться въ роли совтника, предпочитая роль повинующагося. Онъ зналъ душу своего патрона такъ же хорошо, какъ патронъ зналъ его душу, и онъ никогда не компрометировалъ себя, не компрометируя въ то же время и графа. Посл головы Шумахера, первая, которую графъ страстно желалъ видть на плах, была голова Мусдемона, и послдній зналъ это, какъ будто самъ патронъ сообщилъ ему объ этомъ; графъ же догадывался, что желаніе его не тайна для Мусдемона.
Когда графъ получилъ нужныя для него свднія, ему оставалось только отпустить Мусдемона.
— Мусдемонъ, — сказалъ онъ, милостиво улыбаясь: — вы самый преданный, самый ревностный изъ моихъ подчиненныхъ. Все идетъ отлично и этимъ я обязанъ вашему старанію. Я длаю васъ личнымъ секретаремъ великаго канцлера.
Мусдемонъ низко поклонился.
— Это еще не все, — продолжалъ графъ: — я въ третій разъ буду просить для васъ ордена Даннеброга; но опять таки опасаюсь, что ваше происхожденіе, ваше позорное родство…
Мусдемонъ покраснлъ, поблднлъ и, снова поклонившись, скрылъ отъ графа свое смущеніе.
— Ступайте, — продолжалъ графъ, протягивая ему руку для поцлуя: — ступайте, господинъ секретарь, составьте ваше прошеніе. Быть можетъ оно застанетъ короля въ добромъ настроеніи духа.
— Дастъ ли его величество свое согласіе, или нтъ, а я глубоко признателенъ и горжусь милостями вашей свтлости.
— Поторопитесь же, мой милый, такъ какъ мн надо хать. Необходимо также собрать точныя свднія объ этомъ Ган.
Поклонившись въ третій разъ, Мусдемонъ открылъ дверь.
— Ахъ, да, — сказалъ графъ: — чуть не забылъ… Въ качеств личнаго секретаря напишите въ мою канцелярію, чтобы прислана была отставка синдику Левига, который компрометируетъ свой санъ въ округ, пресмыкаясь передъ чужестранцами, которыхъ совсмъ не знаетъ.
XIV
— Право, милостивый господинъ, намъ слдуетъ сходить на поклоненіе въ Линрасскую пещеру. Кто бы могъ думать, что этотъ отшельникъ, котораго я проклиналъ, какъ адскаго духа, окажется нашимъ ангеломъ-хранителемъ, что копье, каждую минуту просившее нашей жизни, какъ мостъ поможетъ намъ перешагнуть бездну.
Въ такихъ цвтистыхъ, довольно комичныхъ выраженіяхъ Бенигнусъ Спіагудри выражалъ Орденеру свою радость, удивленіе и свою признательность къ таинственному отшельнику. Оба путешественника давно уже покинули проклятую башню. Мы встрчаемъ ихъ уже довольно далеко отъ деревни Виглы, съ трудомъ пробирающихся по горной дорог, перескаемой лужами и загроможденной большими камнями, которыхъ стремительный, бурный потокъ оставилъ на сырой вязкой почв.
Солнце еще не взошло на горизонт; только кустарникъ, обрамлявшій по сторонамъ скалистую дорогу, рисовался черными фестонами на блесоватомъ небосклон; окружающіе предметы являлись взору еще безъ красокъ, но постепенно принимая свои очертанiя на тускломъ и какъ бы густомъ свт, который утреннія сумерки свера разливали въ холодном, утреннемъ туман.
Орденеръ хранилъ молчаніе, уже нсколько минутъ погруженный въ сладкое забытье, которому не мшаетъ иногда машинальное движеніе ходьбы. Онъ не смыкалъ глазъ со вчерашняго дня, когда до своего возвращенія въ Мункгольмъ усплъ немного отдохнуть въ рыбачьей лодк, стоявшей на якор въ Дронтгеймской гаван. Между тмъ какъ тло его подвигалось къ Сконгену, душа стремилась къ Дронтгеймскому заливу, въ ту мрачную темницу, въ ту печальную башню, въ стнахъ которой томилось единственное существо въ мір, съ которомъ онъ могъ длить мечты о счастіи и надежд. Когда онъ бодрствовалъ, мечты объ Этели не покидали его ни на минуту. Во сн эти мечты, принимая фантастическіе размры, озаряли его грезы. Во сн, въ этой второй жизни, когда душа живетъ одна, когда физическая натура исчезаетъ со всмъ ея чувственнымъ зломъ, онъ видлъ свою возлюбленную не въ большей чистот, не боле прекрасною: но свободною, счастливою, принадлежащею ему.
Однако на дорог въ Сконгенъ такое забытье, такое оцпенніе не могло быть полнымъ; время отъ времени рытвина, камень, древесная втка, встрчавшіеся на его пути, безжалостно возвращали его изъ міра идеальнаго въ міръ реальный. Онъ поднималъ голову, раскрывалъ свои утомленные глаза, съ сожалніемъ покидая свое восхитительное небесное странствіе для труднаго земного пути, гд его изчезнувшія иллюзіи вознаграждались лишь мыслью о томъ, что у сердца его хранится локонъ Этели, въ ожиданіи пока сама она всецло будетъ принадлежать ему. Эта мысль снова вызывала въ его воображеніи милый фантастическій образъ и невольно погружался онъ не въ забытье, а въ какія то неопредленныя, упорныя грезы.
— Милостивый господинъ, — повторилъ Спіагудри боле громкимъ голосомъ, который вмст съ толчкомъ о древесный стволъ вывелъ Орденера изъ задумчивости: — не бойтесь ничего. Отшельникъ по выход изъ башни повелъ полицейскихъ направо, и теперь мы настоль далеко отъ нихъ, что можемъ свободно разговаривать. Конечно, до сихъ поръ благоразумне было молчать.
— Ну, старина! Ты хватилъ черезъ край съ твоимъ благоразуміемъ, — замтилъ Орденеръ, звая: — Прошло по меньшей мр три часа, какъ мы потеряли изъ виду башню и полицейскихъ.