— Ну-съ?

— Ну, я знаю, что нечего и пытаться вернуть съ пути молодежь, ищущую всякаго рода опасностей; но уваженіе, которое я почувствовалъ къ вамъ, указало мн на средство, которое можетъ вамъ пригодиться. Злосчастный фальшивый монетчикъ, которому преподалъ я вчера послднія утшенія Спасителя, былъ рудокопъ. Передъ смертью онъ передалъ мн этотъ пергаментъ съ его именемъ, говоря, что этотъ документъ предохранитъ меня отъ всякой опасности въ случа если когда либо путь мой будетъ лежать чрезъ эти горы. Увы! Какая польза въ этой бумаг бдному священнику, который живетъ и умретъ съ узниками и который къ тому же іnter саstrа latronum [15] долженъ искать защиты у терпнія и молитвы, этого единственнаго оружія Создателя! Если я не отказался принять этотъ пергаментъ, то для того лишь, чтобы не огорчить отказомъ сердце того, для котораго чрезъ какое нибудь мгновеніе все земное утратитъ всякую цну. Самъ Богъ руководилъ мною, потому что теперь я могу вручить его вамъ, дабы онъ сопровождалъ васъ при всякихъ случайностяхъ пути вашего, дабы даръ умирающаго оказалъ благодяніе путнику.

Орденеръ съ умиленіемъ принялъ даръ стараго священника.

— Да услышитъ Господь ваше желаніе, святой отецъ! Благодарю васъ. Но на всякій случай, — прибавилъ онъ, схватившись за саблю: — я уже запасся пропускомъ.

— Почемъ знать, молодой человкъ, — замтилъ священникъ: — можетъ быть эта ничтожная бумага защититъ васъ лучше вашей желзной шпаги. Взоръ кающагося могущественне меча архангела. Простите, узники ждутъ меня. Помолитесь за нихъ и за меня.

— Святой отецъ, — возразилъ Орденеръ, улыбаясь: — я уж общалъ вамъ, что ваши узники будутъ помилованы, и опять повторяю свое общаніе.

— О! Не говорите съ такой увренностью, сынъ мой, Не искушайте Господа. Человкъ не въ состояніи знать, что творится въ сердц другаго, и вамъ неизвстно еще, на что ршился сынъ вице-короля. Увы! Быть можетъ онъ не удостоитъ даже принять смиреннаго священника. Простите, сынъ мой. Да благословитъ Богъ ваше странствіе, пусть ваша чистая душа вспоминаетъ иногда бднаго пастыря и мольбу его за несчастныхъ узниковъ.

Въ комнат, смежной съ аппартаментами Дронтгеймскаго губернатора, три секретаря его превосходительства услись за чернымъ столомъ, заваленнымъ пергаментами, бумагами, печатями и письменными принадлежностями. Четвертый табуретъ у стола оставался незанятымъ, свидтельствуя, что четвертый писецъ запоздалъ. Въ теченіе нкотораго времени вс трое сосредоточенно занимались каждый своимъ дломъ, какъ вдругъ одинъ изъ нихъ вскричалъ:

— А знаете, Ваферней, говорятъ, что этотъ несчастный библіотекарь Фокстиппъ смщенъ епископомъ, благодаря рекомендательному письму, которымъ вы подкрпили прошеніе доктора Англивіуса?

— Что за вздоръ, Рихардъ! — съ живостью возразилъ другой секретарь, къ которому, однако, не относились слова Рихарда: — Ваферней не могъ писать въ пользу Англивіуса, потому что просьба его возмутила генерала, когда я доложилъ ему ея содержаніе.

— Дйствительно, вы говорили мн объ этомъ, — согласился Ваферней: — но только на прошеніи я нашелъ слово tribuatur, написанное собственноручно его превосходительствомъ.

— Быть не можетъ!

— Право, милйшій; да и многія другія ршенія его превосходительства, о которыхъ вы говорили мн, измнены равнымъ образомъ въ посткриптум. Такъ, на прошеніи рудокоповъ генералъ надписалъ nеgеtur…

— Неужели! Но въ такомъ случа я тутъ ровно ничего не понимаю; генералъ опасался ихъ мятежнаго духа.

— Быть можетъ, онъ хотлъ постращать ихъ строгостью. Меня убдило въ этомъ то обстоятельство, что и священнику Мюндеру, просившему помилованія двнадцати преступникамъ, тоже отказано…

Секретарь, къ которому обращался Ваферней, быстро вскочилъ съ своего мста.

— О! Ужъ этому я не поврю. Губернаторъ такъ добръ и, казалось мн, такъ тронутъ былъ участью осужденныхъ, что…

— Ну, въ такомъ случа прочтите сами, Артуръ, возразилъ Ваферней.

Артуръ взялъ просьбу и прочелъ роковой отказъ.

— Право, — сказалъ онъ: — я не врю своимъ глазамъ. Я снова доложу объ этой просьб генералу. Давно ли его превосходительство помчалъ эти бумаги?

— Кажется, третьяго дня, — отвчалъ Ваферней.

— Третьяго дня, — повторилъ Рихардъ тихимъ голосомъ: — значитъ утромъ въ тотъ день, когда явился сюда и съ такой таинственной поспшностью исчезъ баронъ Орденеръ.

— Смотрите! — съ живостью вскричалъ Ваферней, прежде чмъ Артуръ усплъ вымолвить слово: — tribuatur стоитъ и на шутовскомъ прошеніи Бенигнуса Спіагудри!..

Рихардъ расхохотался.

— Это не старый ли смотритель за трупами, тоже исчезнувшій страннымъ образомъ?

— Онъ самый, — отвтилъ Артуръ: — въ его мертвецкой нашли страшно обезображенный трупъ и уже отданъ приказъ преслдовать его какъ святотатца. Но помощникъ его, низенькій лапландецъ, который остался одинъ въ Спладгест, полагаетъ вмст съ народомъ, что этого колдуна утащилъ самъ дьяволъ.

— Вотъ, — сказалъ Ваферней, смясь: — субъектъ, который оставилъ по себ добрую славу!

При этихъ словахъ вошелъ въ комнату четвертый секретарь.

— Добро пожаловать, Густавъ, вы порядкомъ запоздали сегодня. Ужъ не женились ли вы вчера чего добраго?

— О, нтъ! — перебилъ Ваферней: — Онъ выбралъ самую дальнюю дорогу, чтобы показаться въ своемъ новомъ плащ подъ окнами прелестной Розали.

— Ваферней, — сказалъ вновь прибывшій: — мн хотлось бы, чтобы вы были правы. Но причина моего замедленія совсмъ не такъ пріятна, и я сомнваюсь, чтобы мой новый плащъ произвелъ впечатлніе на субъектовъ, которыхъ я только что постилъ.