— Откуда же вы явились? — спросилъ Артуръ.

— Изъ Спладгеста.

— Вотъ странно, — вскричалъ Ваферней, выронивъ перо: — мы только что о немъ говорили. Но если можно говорить о немъ для препровожденія времени, я не понимаю какъ можно входить туда.

— А еще боле тамъ оставаться, — подхватилъ Рихардъ: — но, любезный Густавъ, что вы тамъ видли?

— Э, — сказалъ Густавъ: — смотрть то вы не хотите, а послушать такъ вамъ интересно. Ну, вы пожалли бы, если бы я отказался описать вамъ ужасы, при вид которыхъ вы содрогнулись бы.

Вс тотчасъ же обступили Густава, который заставилъ себя просить, не смотря на то, что внутренно ему самому хотлось поскоре разсказать то, что онъ видлъ.

— Ну, Ваферней, вы можете передать мой разсказъ вашей юной сретриц, которая до страсти любитъ ужасныя происшествія. Я внесенъ былъ въ Спладгестъ толпой, стремившейся туда со всхъ сторонъ. Туда только что принесли трупы трехъ солдатъ Мункгольмскаго гарнизона и двухъ полицейских, найденныхъ вчера въ четырехъ лье отсюда въ ущельяхъ на дн Каскадтиморской пропасти. Въ толп зрителей увряли, что эти несчастные составляли отрядъ, посланный три дня тому назадъ по направленію къ Сконгену въ поиски за бглымъ смотрителемъ Спладгеста. Если это такъ, непонятно какимъ образомъ погибло столько вооруженныхъ людей. Увчье тлъ повидимому доказываетъ, что они сброшены были съ высоты скалъ. Просто волосы дыбомъ становятся.

— Неужто! И вы ихъ видли, Густавъ? — съ живостью спросилъ Ваферней.

— Они по сейчасъ мерещатся мн.

— Кого же подозрваютъ въ этомъ преступленіи?

— Нкоторые думаютъ, что тутъ причастна банда рудокоповъ, увряютъ даже, что слышали вчера въ горахъ звукъ рожка, на который они собираются.

— Вотъ оно что, — замтилъ Артуръ.

— Да; но какой то старый крестьянинъ опровергъ эту догадку, указавъ, что въ стороне Каскадтиморы нтъ ни шахтъ, ни рудокоповъ.

— Такъ кто-же?

— Неизвстно; если-бы тла не были цлы, можно было бы подумать на дикихъ зврей, такъ какъ на членахъ остались длинныя и глубокія ссадины. Такія же ссадины находятся и на труп старика съ сдой бородой, принесеннаго въ Спладгестъ третьяго дня утромъ, посл той страшной бури, которая помшала вамъ, любезный Леандръ Ваферней постить на томъ берегу залива вашу Геро Ларсинскаго холма.

— Да, да, Густавъ, — сказалъ Ваферней, смясь: — но про какого старика повели вы рчь?

— По высокому росту, длинной сдой бород, по четкамъ, которыя были крпко сжаты въ его окаменлыхъ пальцахъ, хотя онъ былъ найденъ буквально ограбленнымъ донага, въ немъ узнали, говорятъ, извстнаго окрестнаго отшельника, кажется Линрасскаго. Очевидно, что и этотъ бдняга былъ тоже убитъ… но съ какой цлью? Теперь не ржутъ за релігиозныя убжденія, а у этого стараго отшельника только и было, что шерстяной плащъ, да любовь народа.

— И вы говорите, — спросилъ Рихардъ: — что его тло, подобно трупамъ солдатъ, было истерзано какъ бы когтями дикихъ зврей?

— Да, милйшій; одинъ рыбакъ замтилъ такія же ссадины на тл офицера, найденнаго убитымъ, нсколько дней тому назадъ на Урхтальскихъ берегахъ.

— Это странно, — замтилъ Артуръ.

— Это ужасно, — замтилъ Рихардъ.

— Довольно, господа, поболтали, пора и за работу, — возразилъ Ваферней: — того и гляди войдетъ генералъ. Любезный Густавъ, мн хотлось бы самому видть трупы; если желаете, мы вмст сегодня вечеромъ, выйдя отсюда, завернемъ на минуту въ Спладгестъ.

Въ 1675 году, то есть за двадцать четыре года до того времени, когда происходятъ описываемыя нами событія, вся деревня Токтре весело справляла свадьбу прелестной Люси Пельниръ съ рослымъ красивымъ парнемъ Кароллемъ Стадтъ. Правду сказать, они уже давно полюбили другъ друга; и можно ли было не сочувствовать этимъ юнымъ влюбленнымъ, когда столько пылкихъ желаній, столько мучительныхъ надеждъ смнялись наконецъ блаженствомъ!

Уроженцы одной и той же деревни, выросшіе вмст на однихъ и тхъ же поляхъ, часто въ раннемъ дтств посл игры Каролль засыпалъ на груди Люси, часто въ юности посл работы Люси отдыхала на рукахъ Каролля. Люси была самая скромная, самая красивая двушка во всей стран, Каролль самый храбрый, самый славный юноша въ округ; они любили другъ друга и день, когда они впервые полюбили другъ друга, соединялся въ ихъ воображеніи съ первымъ днемъ ихъ жизни.

Но бракъ ихъ произошелъ не такъ легко, какъ явилась любовь. Тутъ замшались домашніе разсчеты, семейные раздоры, препятствія со стороны родителей; цлый годъ провели они въ разлук, и Каролль сильно тосковалъ вдали отъ Люси, а Люси много пролила слезъ вдали отъ Каролля, до того счастливаго дня, когда они соединились, для того, чтобы отнын если тосковать или плакать, такъ вмст.

Каролль получилъ наконецъ свою Люси, избавилъ ее отъ страшной опасности. Однажды услыхалъ онъ крики, несшіеся изъ лсу. Разбойникъ, наводившій ужасъ на всхъ горцевъ, схватилъ его Люси и казалось намревался ее похитить. Каролль отважно напалъ на это чудовище во образ человческомъ, страшный ревъ котораго былъ подобенъ реву дикаго звря. Да, онъ напалъ на того, на кого еще никто не осмливался нападать; но любовь придала ему львиную силу. Онъ освободилъ свою возлюбленную Люси, возвратилъ ее отцу, а отецъ въ награду отдалъ ее ему.

И такъ вотъ почему вся деревня праздновала союзъ этой парочки. Одна лишь Люси казалась мрачной. Правда никогда еще взоры ея съ большей нжностью не останавливались на ея ненаглядномъ Каролл, но въ этихъ взорахъ сквозила также печаль, и это обстоятельство среди общаго веселья возбуждало удивленіе.

Съ минуты на минуту по мр того, какъ росло счастіе ея жениха, взоры невсты становились печальне и озабоченне.

— О, дорогая Люси, — сказалъ ей Каролль по окончаніи свяшеннаго обряда: — разбойникъ, появленіе котораго приноситъ несчастіе цлой стран, составилъ мое счастіе.