Многіе изъ этихъ освирпвшихъ людей влзали по грудамъ мертвыхъ тлъ, по плечамъ товарищей, образовавшихъ на скалистой стн живую лстницу, до самыхъ вершинъ, занятыхъ непріятелемъ. Но лишь только успвали они вскрикнуть: — да здравствуетъ свобода! — поднять топоръ или суковатую дубину, лишь только показывали свое почернвшее отъ дыму и искаженное отъ ярости лицо, какъ въ ту же минуту были свергаемы въ бездну и при паденіи своемъ увлекали за собой отважныхъ товарищей, повисшихъ на куст или уцпившихся за выступъ скалы.

Вс попытки бунтовщиковъ къ бгству или оборон оставались тщетными. Вс выходы изъ ущелья были заняты, вс доступныя мста густо усяны солдатами. Многіе изъ злосчастныхъ бунтовщиковъ, сломавъ на гранитномъ утес топоръ или ножъ, умирали, грызя песчаную дорогу. Другіе, скрестивъ руки на груди, потупивъ взоръ въ землю, садились на камни у края дороги и въ молчаливой неподвижности ожидали, когда шальная пуля низвергнетъ ихъ въ потокъ.

Т изъ нихъ, которыхъ предусмотрительный Гаккетъ снабдилъ негоднымъ оружіемъ, сдлали на удачу нсколько выстрловъ въ вершину скалъ и въ отверстіе пещеръ, откуда сыпался на нихъ непрерывный градъ пуль. Смутный шумъ, въ которомъ можно было различить яростные крики начальниковъ бунтовщиковъ и спокойная команда офицеровъ, сливался то и дло съ громомъ перемжающейся и учащенной пальбы, между тмь какъ кровавый паръ поднимался, разстилаясь надъ мстомъ кровопролитной схватки и отбрасывая на вершины скалъ дрожащій свтъ. Пнящійся потокъ, какъ врагъ, мчался среди непріятельскихъ отрядовъ, унося съ собой свою кровавую добычу.

Въ начал схватки, или врне сказать кровопролитной рзни самый сильный уронъ понесли Кольскіе горцы, бывшіе подъ начальствомъ храбраго, но неосторожнаго Кеннибола. Читатель помнитъ, что они составляли авангардъ бунтовщиковъ и вошли уже въ сосновую рощу, которою оканчивалось ущелье Чернаго Столба.

Лишь только неосмотрительный Кенниболъ сдлалъ выстрлъ изъ мушкета, какъ роща, словно по волшебству оживившись отъ непріятельскаго огня, замкнула ихъ въ огненный кругъ. Съ высоты эспланады, расположенной подъ нависшими скалами, цлый баталіонъ мункгольмскаго полка, выстроившись угломъ, сталъ осыпать ихъ пулями.

Въ эту ужасную критическую минуту, Кенниболъ растерялся и взглянулъ на таинственнаго великана, ожидая спасенія только отъ сверхъестественной силы Гана Исландца. Однако этотъ страшный демонъ не развертывалъ своихъ огромныхъ крыльевъ, не взлеталъ надъ сражающимися, изрыгая громъ и молнію на королевскихъ стрлковъ, не выросталъ разомъ до облаковъ, не опрокидывалъ горъ на нападающихъ, не топалъ ногой по земл, пробивая пропасти подъ ногами баталіоновъ засвшихъ въ засаду. Этотъ грозный Ганъ Исландецъ попятился, подобно ему, при первомъ залп мушкетовъ и почти растерявшись приблизился къ нему, прося карабина и говоря самымъ обыкновенннымъ голосомъ, что въ такую минуту его топоръ безполезне веретена старой бабы.

Изумленный, но не совсмъ еще разочарованный Кенниболъ отдалъ великану свой мушкетъ съ ужасомъ, вытснившимъ на минуту страхъ передъ сыпавшимися вокругъ него пулями. Все еще надясь на чудо, онъ ожидалъ, что его роковое оружіе выростетъ въ рукахъ Гана Исландца въ пушку или превратится въ крылатаго дракона, извергающаго пламя изъ глазъ, пасти и ноздрей. Ничего подобнаго не случилось, и удивленіе бднаго охотника перешло всякія границы, когда онъ примтилъ, что демонъ заряжаетъ карабинъ обыкновеннымъ порохомъ и свинцомъ такъ же, какъ и онъ, подобно ему прицливается и стрляетъ даже хуже его.

Вн себя отъ изумленія и разочарованія Кенниболъ долго смотрлъ на эти заурядные пріемы, и убдившись наконецъ, что ему нечего разсчитывать на чудо, сталъ раздумывать какимъ бы человческимъ способомъ выручить себя и товарищей изъ затруднительнаго положенія. Уже его старый бдный товарищъ Гульдонъ Стайнеръ, весь израненный, палъ рядомъ съ нимъ; уже вс горцы, потерявшіе присутствіе духа, видя, что бгство отрзано, тснимые со всхъ сторонъ, не думали защищаться и съ плачевными воплями бросились другъ къ другу.

Кенниболъ вдругъ примтилъ, что толпа его товарищей служила врной мишенью для непріятеля, который съ каждымъ залпомъ вырывалъ изъ ихъ рядовъ человкъ по двадцати. Тотчасъ же приказалъ онъ горцамъ кинуться въ разсыпную, въ лсъ, росшій по краямъ дороги, которая здсь была гораздо шире чмъ въ ущельяхъ Чернаго Столба, спрятаться подъ хворостомъ и мткими выстрлами отвчать на все боле и боле опустошительный огонь баталіоновъ. Горцы, занимавшіеся преимущественно охотой, а потому по большей части отлично вооруженные, исполнили приказаніе предводителя съ точностью, какой быть можетъ не выказали бы въ минуту мене критическую. Люди вообще теряютъ голову, стоя лицомъ къ лицу съ опасностью и безпрекословно повинуются тому, кто выдается въ ихъ сред своимъ хладнокровіемъ и присутствiемъ духа.

Однако эта благоразумная мра не могла доставить не только побды, но даже спасенія. Уже большая часть горцевъ была истреблена, многіе же изъ оставшихся въ живыхъ, не смотря на примръ и ободреніе предводителя и великана, опершись на безполезные мушкеты или распростершись близъ раненыхъ товарищей, упрямо ршились умереть, не пытаясь даже защищаться.

Быть можетъ удивятся, что эти люди, привыкшіе ежедневно рисковать жизнью, перескакивая въ погон за дикимъ звремъ съ одной ледяной вершины на другую, такъ скоро утратили всякое мужество. Но пусть не заблуждаются: храбрость въ обыкновенныхъ сердцахъ — чувство условное. Можно смяться подъ градомъ картечи и трусить въ темнот или на краю пропасти; можно каждый день гоняться за дикимъ звремъ, перепрыгивать бездны и удариться въ бгство при пушечномъ выстрл. Зачастую бываетъ, что неустрашимость есть результат привычки и, переставъ страшиться того или другого рода смерти, не перестаютъ бояться самой смерти.